Является ли педофилия психическим расстройством?

Отправлено sasha от

Приводится научная дискуссия ведущих психиатров, психологов, юристов, посвященная взглядам доктора медицинских и юридических наук Р. Грина и доктора философских наук Г. Шмидта на проблему педофилии. Анализируются критерии диагностики педофилии, обсуждается обоснованность/неправомерность отнесения педофилии к психическим расстройствам.

Центральной темой издания журнала "Архив сексуального поведения" ("Archives of sexual behavior"), том 31, No 6, декабрь 2002, является острая дискуссия по поводу статьи доктора медицинских и юридических наук Р. Грина "Является ли педофилия психическим расстройством?" и статьи доктора философских наук Г. Шмидта "Проблема мужской педофилии". На сегодняшний день научная полемика на эту тему - одна из самых острых. В связи с этим думается, что обзор зарубежной периодики представлял бы интерес для читателей нашего журнала.

Еще 30 лет назад Р. Грин был одним из ярых участников исторической битвы с Американской ассоциацией психиатров (ААП) по поводу того, правомерно ли гомосексуальность саму по себе считать психическим расстройством, как это рассматривается во втором издании «Диагностического и статистического руководства по психическим заболеваниям» - DSM-II (1968г.). В ходе этой научной баталии поднималось несколько важных тем: исторические и кросс-культурные предпосылки гомосексуальности, характерные психиатрические особенности гомосексуальной ориентации, эмоциональные последствия социального отвержения у лиц с гомосексуальной ориентацией, а также поведение представителей других ориентации. Р. Грин упорно настаивал на исключении гомосексуальности из списка психических расстройств в DSM (Green, 1972; Stoller, 1973). Представители Американской психиатрической ассоциации по номенклатуре и статистике также голосовали за отмену диагноза гомосексуальности.

Обоюдное желание однополых сексуальных отношений в зрелом возрасте, по мнению автора, не предполагает ни нанесения ущерба одному из партнеров, в сравнении с детско-взрослыми сексуальными отношениями, ни наличия возрастного барьера в принятии решения о добровольном согласии на интимную связь. Разрешение проблем таких отношений должно быть отнесено к сфере компетенции закона и уголовного кодекса. Для того, чтобы ответить на главный вопрос своей статьи, автор рассматривает исторические и кросс-культурные аспекты проблемы педофилии. Он приводит следующие цитаты, иллюстрирующие степень общественного принятия сексуальных контактов между детьми и взрослыми.

Разнообразие сексуального поведения в кросс-культурном аспекте удивит тех, кто полагает, что моральные стандарты их общества отражают законы природы. Теперь это уже установленный факт, что любой вид сексуальной активности может считаться приемлемым и нормальным в определённом обществе и в определенный период времени. Сексуальные отношения между взрослым мужчиной и мальчиком не являются исключением из этого правила разнообразия. Несмотря на их осуждение в большинстве стран западной культуры, воспринимающих их как злоупотребляющие и эксплуатирующие, до сих пор существуют страны, не поддерживающие эту точку зрения (Bauserman, 1997).

Существенные различия обнаруживаются в законодательных, социальных и в биологизаторских определениях педофилии. В западном обществе определение детства в основном базируется на условных датах и вехах, отмечающих переход этого периода в зрелость. Биологические изменения могут не соответствовать этому переходу, а также являются незначимыми для социальных и законодательных определений (Howitt, 1998).

В данный период в нашей истории существует действительно неразрешенная проблема исследований детско-взрослых сексуальных отношений. Проблема отражается в вопросе: что на самом деле характеризует границу, за пределами которой сексуальные взаимодействия с детьми являются не только противозаконными, но и патологическими? (Ames, Houston, 1990).

В DSM-IV период половой зрелости является той самой границей, до которой сексуальные отношения с детьми рассматриваются как педофильные. Как утверждает Р. Грин, значение пубертата как возрастной границы для патологического эротического влечения является довольно условным, так как не учитывается психическое развитие самого ребенка. Более того, период пубертата варьирует как среди представителей одного поколения, так и среди поколений. А в русле исторических и кросс-культурных аспектов пубертат вообще не является основным маркером запрета сексуальных отношений.

Р. Грин приводит данные из архива гуманитарных исследований Йельского университета, на которые опирались Ford и Beach (1951г.) в своих исследованиях:

Cреди сиванских племен Северной Африки, как мужчины, так и мальчики вступают в анальные сексуальные контакты. Мужчин же, которые не совершают описанные сексуальные контакты, воспринимают в этих племенах как "странных" или "причудливых". Уважаемые представители сиванских мужчин также передают своих сыновей друг другу для этих целей. Среди аборигенов Аранда (Центральная Австралия) сношения с детьми является общепринятым обычаем. Обычно мужчина, прошедший инициацию, но еще не женатый, живет с мальчиком 10-12 лет на правах супругов в течение нескольких лет, пока старший из них не женится.

Diamond (1990 г.), изучая детско-взрослые сексуальные отношения в истории Гавайских островов и Полинезии, отмечает, что еще капитан D. Cook (1773 г.) упоминал о публичных совокуплениях взрослых мужчин и девочек 11-12 лет "без малейшего знака, что это неприлично или не принято" (Diamond, 1990 г.).

К сексуальным контактам между взрослыми и детьми относились скорее как благоприятным (полезным) для детей, чем как к предназначающимся для получения сексуального удовлетворения взрослого. Сексуальное влечение к детям противоположного или того же пола было принятым в данном обществе (Pukui, Haertig, Lee, 1972).

Suggs (1996 г.), изучая общество Marquesan, отмечает множественные примеры публичных гетеросексуальных отношений между взрослыми и детьми препубертатного возраста в Полинезии.

Отмечались случаи, когда сами взрослые участвовали в подготовке и организации условий для осуществления сексуальных контактов детей племени не только с взрослыми мужчинами этого племени, но и с моряками иностранных судов. Во многих странах Океании девочки, не достигшие половой зрелости, ведут себя со взрослыми мужчинами открыто сексуально (Oliver, 1974).

Среди племен Эторо Новой Гвинеи, когда мальчикам исполняется 10 лет, они вступают в оральный сексуальный контакт с более старшими мужчинами и проглатывают их сперму, чтобы ускорить свое взросление (Bausermann, 1997).

Среди соседствующих племен Калули, когда мальчик достигает 10-11 лет, его отец выбирает мужчину из племени, который наделяется правом "оплодотворять своим семенем" мальчика в период от нескольких месяцев до нескольких лет. Также, отправляясь на охоту, лагерь разбивается таким образом, что мальчики добровольно выбирают мужчин, с которыми они впоследствии вступают в сексуальные отношения (Bausermann, 1997).

Эти кросс-культурные примеры Р. Грин приводит не для того, чтобы отстаивать аналогичную практику сексуальных отношений в современном Лос-Анжелесе или Лондоне, но для того, чтобы задаться вопросом, "можем ли мы делать вывод, что все мужчины, состоящие в подобного рода сексуальных отношениях, являются психически нездоровыми. Если предположить, что они не являются педофилами, а следуют культурным и религиозным обычаям, то почему мы считаем, что в этих обстоятельствах секс с ребёнком свидетельствует о психическом расстройстве"?

Предвидя скептическое отношение к приведенным экзотическим примерам, автор упоминает о том факте, что в течение трех веков сексуальные отношения разрешались уже в возрасте 10 лет. Так было не только в племенах примитивных народов, но в стране, где уже в течение шести веков Оксфордский и Кэмбриджский университеты готовили лучших специалистов. Более того, период истории, когда сексуальные отношения разрешались с 10 лет, не был современным веку кроманьонцев, но продолжался еще 38 лет после первой мировой войны. Толчком к изменению возраста официально разрешенных сексуальных отношений, как утверждает Р. Грин, стали не незаконные и насильственные действия педофилов, но проблема детской проституции. Изменения в трудовом законодательстве в XIX веке привели к тому, что занятость детей на фабриках резко сократилась, что, в свою очередь, вынудило детей пополнить рынок проституции. Детская проституция была очень распространенным явлением. Вряд ли, по мнению автора, это может свидетельствовать о том, что все клиенты были педофилами или что все они были психически больными людьми.

В своем обсуждении Р. Грин ссылается и на наблюдения за поведением человекообразных приматов.

Наблюдения за ближайшими родственниками человека, bonobo, в среде которых каждая карликовая мартышка (bonobo являются не мартышками, а карликовыми шимпанзе - прим. Г.Б. Дерягина), обладает свободным доступом к сексуальным отношениям с любой другой мартышкой. Однополые или детско-взрослые пары встречаются среди этих обезьян также часто, как и потенциально репродуктивные гетерогенные взрослые пары. Более того, одна треть "социосексуальных" контактов взрослой особи с детенышем инициируется самим детенышем (De Waal, 1990).

Изучение характерных личностных свойств и психопатологических особенностей лиц с педофилией затрудняется тем, согласно автору, что исследования проводятся на особой выборке. Почти все исследования проводятся на заключенных или тех, кто когда-то был обвинен в совершении подобного рода правонарушений. Эти выборки не могут считаться репрезентативными для всех лиц с педофилией, определенная часть которых ограничивает свои эротические тенденции лишь фантазиями и не нарушает закон. Finkelhor et al. (1986) считает, что "осужденные лица с педофилией представляют собой лишь небольшую часть сексуальных правонарушителей, самых вопиющих и серийных, наиболее социально дезадаптированных".

В одном из исследований заключенных под стражу лиц с педофилией сравнивали с выборкой пациентов психиатрических клиник без сексуальных девиаций, и обнаружили отсутствие различий по "психопатической" и "девиантной" шкале ММРI (Johnston, French, Schouwiler, Johnston, 1992). При исследовании лиц с педофилией, проходящих стационарное и амбулаторное лечение, у двух третей обнаруживается некоторое преобладание расстройств настроения и тревожных расстройств. Сложно судить о том, что является причиной, а что следствием между социальными последствиями диагноза педофилии и психиатрическими особенностями, порождающими педофилию (Raymond, Coleman, Oblerkill, Christenson, Miner, 1999). По результатам сравнительного анализа данных, полученных от лиц, совершивших сексуальные правонарушения 1) по отношению к детям и 2) по отношению к взрослым, их тестов на тревожность и гнев, личностных особенностей и состояний по опроснику на самооценку и тесту ММРI, обнаружилось следующее. Первым характерны более высокие баллы по двум шкалам из трех шкал "невротической триады", по трем из четырех шкал "психотической шкалы", а также по шкале социальной интроверсии, что отражает межличностные трудности и социальное отчуждение. Также им более свойственны гнев и тревога как личностные черты и заниженная самооценка (Kaiichman, 1991).

Р. Грин приводит результаты уникального исследования (Wilson, Сох, 1983), проведенного в клинике Maudslay при Институте психиатрии в Лондоне на выборке лиц с педофилией, членов особого сообщества Pedophile Information Exchange, не находившихся под стражей и не проходивших лечение, а добровольно опрошенных с помощью Личностного опросника Айзека. Всего было опрошено 77 человек в возрасте от 20 до 60 лет, контрольную группу составили 400 человек. По результатам исследования обнаруживается, что лица с педофилией характеризуются лишь большей интровертированностъю; по "невротической" и "психотической" шкалам особых различий не обнаружено. Авторы исследования пришли к следующим выводам:

Наиболее разительным результатом данного исследования является вывод, что лица с педофилией являются "абсолютно нормальными" по основным шкалам измерения личностных особенностей, а именно - по клинически релевантным шкалам "психотизма" и "невротизма" не обнаруживается различий по сравнению с контрольной выборкой. Интроверсию же саму по себе нельзя рассматривать как патологический показатель.

Р. Грин приводит еще ряд исследований в доказательство своего положения, что педофилия не является психическим расстройством. Опрос 200 студентов мужского пола, показал:

- в 21 % случаев респонденты заявляли о некотором сексуальном влечении к маленьким детям;

- 9% респондентов описывали сексуальные фантазии с участием детей;

- 5% их признавали, что мастурбировали, фантазируя о сексе с детьми;

- 7% студентов отмечали, что вступили бы в сексуальный контакт с детьми, если бы не страх наказания (Briere, Runtz, 1989).

Авторы исследования отметили, что, "учитывая социальную нежелательность подобного рода признаний, можно предположить, что реальные процентные показатели еще выше".

Лабораторные исследования подтвердили данные опроса физиологическими исследованиями лиц без педофилии. Среди 80 "здоровых" добровольцев более 25% обследованных, сообщающих о некоторых педофильных тенденциях, на плетизмографе показали выраженное возбуждение на педофильный стимул, которое было либо равным, либо превышало аналогичное возбуждение на "взрослый" стимул (Hall, Нirshman, Oliver, 1995).

В другом исследовании эрекция "здоровых" мужчин на фотографии с изображением девочек препубертатного и младшего возраста в среднем составляла 70% и 50% соответственно от их реакции на фотографии с изображением взрослых женщин (Quinsey, Steinman, Bergersen, Hohnes, 1975).

Сходные данные были получены К. Freund и R. Costell (1970), которые проводили свое исследование на чешских солдатах с предъявлением фотографий детей обоих полов 4 - 10 лет, подростков, взрослых женщин (и мужчин - прим.Wildkids). Исследователи обнаружили, что у всех 48 солдат обнаруживалась эрекция на стимулы с изображением взрослых женщин, у 40 (на самом деле 46 - прим.Wildkids) из 48 - девочек подросткового возраста, у 28 из 48 - маленьких девочек в возрасте 4 - 10 лет. (В той же работе - 10 человек показали возбуждение на фотографии маленьких мальчиков и 16 - на фотографии мальчиков-подростков. Возбуждение на взрослых мужчин показали 9 человек. Таким образом, в популяции "нормальных" мужчин 96% испытывают влечение к девочкам-подросткам, 58% - к маленьким девочкам, 33% - к мальчикам-подросткам, 23% - к маленьким мальчикам, 19% - к взрослым мужчинам. Конечно, 48 человек для таких выводов - слишком маленькая выборка, однако в целом цифры подтверждаются и другими работами. - прим. Wildkids)

Еще один ракурс рассмотрения проблемы педофилии, затронутый автором, - это положение диагноза педофилии в DSM. Развитие представлений о диагнозе педофилии в DSM Р. Грину представляется очень запутанным. В первой редакции DSM-1 (1952 г.) педофилия классифицировалась как "сексуальная девиация" и как "социопатическое расстройство" из-за выраженного противоречия ее симптомов господствующим социальным нормам. Во второй редакции DSM-II (1968 г.) педофилия все еще оставалась в разделе сексуальных девиаций, но категория "социопатии" исключалась, и диагноз педофилии попал в группу "непсихотических психических расстройств". Затем в DSM-111 (1980 г.) педофилия уже была включена в группу парафилий. Она диагностировалась как "сексуальные действия или фантазии о сексуальных контактах взрослого с ребенком препубертатного возраста". Таковыми считались действия, если они представляли собой широкий спектр от "периодического предпочтения" до "исключительного способа достижения сексуального удовлетворения" (речь идет о двух типах педофилии - эксклюзивный и неэксклюзивный). Но "изолированные сексуальные действия с детьми не подпадали под данный диагноз".

В DSM-111-R (1987 г.) необходимым и достаточным критерием стало "периодически повторяющееся предпочтение секса с детьми". Педофилию также стали диагностировать у лиц, которые осуществляли сексуальные контакты и с взрослыми партнерами.

Ранняя критика DSM и диагноза педофилии заключалась в том, что "включение так называемых сексуальных парафилий в DSM усилило подозрение в том, что они сами по себе не являются психическими расстройствами, но скорее отражают конфликт между личностью и обществом, а сами психиатры обратились к кодификации социальных нравов под прикрытием статуса объективной науки" (Suppe, 1984).

Сейчас западное медицинское общество живет с новой, пересмотренной редакцией DSM-IV (2000 г.). Критерии педофилии, согласно данному руководству, следующие:

1) За период, по меньшей мере, не менее 6 месяцев повторяющееся интенсивное сексуальное побуждение и сексуально активированные фантазии, включая сексуальную активность, с ребенком препубертатного или младшего возраста (обычно в возрасте 13 лет или младше);

2) Лицо действует согласно этим побуждениям или сильно страдает из-за них;

3) Субъекту не менее 16 лет, и он, по меньшей мере, на 5 лет старше желаемого или реального сексуального партнёра.

Примечание к DSM-IV: сюда не включаются подростки старшего возраста, вступающие в связь с 12- или 13-летними. (Ныне это называется гебефилией - прим. Г.Б. Дерягина).

При использовании диагностических критериев особо отмечается, кто сексуально привлекает субъекта:

  • представители мужского пола;
  • представители женского пола;
  • представители обоих полов.

А так же:

  • - действия ограничиваются только инцестным характером. А так же, сексуально привлекают:
  • - только дети;
  • - не только дети.

Р. Грин отмечает некоторую несогласованность данных критериев с общим определением психического расстройства по DSM-IV:

Для данного определения по DSM-IV необходимо, чтобы критерии педофилии согласовывались с "наличием страдания неспособностью (т.е. ухудшением в одной из важных сфер функционирования личности) или значительно возросшим риском тяжелого переживания потерей свободы". Но, согласно DSM, утверждается, что ни девиантное поведение (например, сексуальное), ни первичные конфликты между индивидом и обществом (которые, конечно, могут привести к потере свободы в случае заключения под стражу педофила) не являются психическим расстройством до тех пор, пока девиация или переживаемый конфликт не являются симптомом дисфункции субъекта.

Таким образом, педофил, который не страдает от своего влечения, за исключением ситуации, когда страдание появляется в ответ на осуждение обществом, не квалифицируется как человек с психическим расстройством.

Из-за эгосинтонической природы педофилии многие субъекты с педофильными фантазиями, побуждениями или поведением не испытывают значительного страдания. Важно понимать, что дистресс, вызванный фантазиями, побуждениями или поведением не является необходимым для диагноза педофилии. Субъекты, возбуждающиеся и сексуально активные с ребенком согласно своим фантазиям и побуждениям, подпадают под диагноз педофилии (ААП, 2000).

Тогда как быть с педофилом, который ограничивается лишь сексуальными фантазиями и побуждениями по отношению к детям? На этот вопрос, отмечает Р. Грин, DSM-IV не дает ответа. По DSM, если субъект не действует согласно своим фантазиям и побуждениям, то он не страдает педофилией. Субъект, который не страдает из-за своих фантазий и побуждений, но периодически мастурбирует, фантазируя, также не является педофилом. Но, человек, который страдает из-за своих фантазий и вступает в сексуальные контакты с детьми, считается страдающим педофилией.

Позиция Американской ассоциации психиатров (ААП), или Американской психиатрической ассоциации (АПА), отраженная в DSM-IV, по мнению Р. Грина, характеризуется логической непоследовательностью. Сталкиваясь с парадоксом, что в противоположность другим состояниям, квалифицируемым как психическое расстройство, таким, как навязчивое мытье рук или постоянно беспокоящие голоса, угрожающие уничтожить, многие педофилы не страдают от своего эротического интереса, за исключением, конечно, страха наказания. Некоторые широко демонстрируют свои интересы, организуют партии, издают журналы, печатают книги. Таким образом, если эротические фантазии и мастурбаторная активность индивида, и не более того, связана с детьми, это не значит, что субъект страдает психическим расстройством.

Р. Грин утверждает, что у этих лиц нельзя диагностировать психическое расстройство до тех пор, пока их фантазии не воплотятся в действия. Конечно, общество может устанавливать законы и нормы сексуального поведения, но это прерогатива законодательной сферы. DSM не должна обеспечивать психиатрию властью управления действиями.

Таким образом, заключает автор, сексуальное влечение к детям отмечается как субъективно, в ходе опросов, так и психофизиологически среди существенного меньшинства "здоровых" людей. Исторически сексуальное влечение к детям было общепринятым в различных культурах в различные временные периоды. Это не означает, что сегодня сексуальные контакты с детьми, находящимися в допубертатном или раннем пубертатном возрасте, должны быть культурально и законодательно приемлемыми.

А вопрос о том, является ли это влечение психическим расстройством, получает следующий ответ Р. Грина:

Нет, до тех пор, пока мы не признаем многих людей во многих культурах в течение значительного периода времени в прошлом психически больными. И уж конечно, мы не можем ответить на этот вопрос, опираясь на критерии, выработанные в DSM.

 

* * * * *

В другой статье, вызвавшей также массу научных откликов, философ Г. Шмидт обрисовывает свой взгляд на нравственную и психопатологическую стороны проблемы мужской педофилии. Автор считает, что на сегодня мы вовлечены в сложную полемику, которая требует крайней тщательности в рассмотрении, если мы хотим избежать, с одной стороны, абсолютной поддержки детско-взрослых сексуальных отношений, а с другой стороны, сверхдраматизации их катастрофического потенциала. Как те, кто склонен преуменьшать серьезность проблемы, так и те, кто преувеличивают ее, искажают психологическую реальность детей, вовлеченных в сексуальные отношения со взрослыми, игнорируя их собственный опыт, их воспоминания и оценки происшедшего. Автору представляется, что основой адекватного обсуждения этой проблемы является разведение нравственного и клинического аспектов проблематики. Таким образом, с нравственной точки зрения следует рассматривать нормы, а с клинической точки зрения - травматические последствия подобного рода сексуальных контактов.

Прежде, чем попытаться развести эти два уровня обсуждения проблемы, Г. Шмидт приводит свое определение педофилии, чтобы как можно яснее обозначить предмет обсуждения.

Педофилы - это мужчины, чьи сексуальные побуждения и желания близких взаимоотношений и любви сфокусированы или прерогативно, или исключительно на детях, которые не достигли подросткового возраста; таким образом, относительная важность каждой из этих трех сфер - сексуальности, взаимоотношений и любви - может быть разной так же, как это происходит у других людей. Объектом их желаний могут быть мальчики, девочки, те и другие, их предпочтения в отношении сексуальных действия разнообразны (от демонстрации половых органов до полового акта); некоторые предпочитают недлительные контакты с несколькими детьми, другие - долговременные отношения с оттенком манипулятивного или заботливого отношения. Многие учитывают желания ребенка, другие применяют силу. Очень немногие в реальности применяют насилие. Некоторые педофилы пользуются предложениями свободного рынка, которые представляют собой брутальные формы запретной сексуальности (детская порнография, детская проституция). Большая часть лиц с педофилией долгое время остается "непроявленной", т. е. ведут такой образ жизни, где свои сексуальные желания реализуют только в сфере фантазий, за что платят ценой самоотвержения и эмоционального неблагополучия.

Таким образом, педофилия - это вид сексуальности, который, как и гетеросексуальность, и гомосексуальность, проявляется в различных формах. Хотя существует одно фундаментальное отличие - педофилия всегда подразумевает вовлеченность взрослого партнера и ребенка в сексуальные отношения в отличие от гетеросексуальных и гомосексуальных отношений, где партнеры более или менее равны. В педофильных сексуальных отношениях отсутствует равенство партнеров (G. Schmidt).

И именно это неравенство сил партнеров, согласно мнению многих авторов, подвергает опасности способность ребенка к самоопределению, "угрожает полностью его разрушить".

Таким образом, Г. Шмидт рассматривает нравственный уровень обсуждения проблемы педофилии. Здесь он выделяет также два ракурса. Первый из них - традиционный взгляд на данную проблему - осуждение приставаний и домогательств к детям. Этот ракурс давно огрублен, сверхгенерализован, эмоционально заряжен, полон предвзятостей, его можно найти в бульварной прессе и не только там. Отношение к образу" сексуального домогателя" не изменилось со времен первой книги о детской сексуальности (Molly, 1909 г. ), но от вменения им в вину моральной дезориентации и нравственного опустошения детей ныне перешли к психологической катастрофе и эмоциональному уничтожению самих «домогателей-педофилов».

На сегодня существует еще один взгляд на проблему педофилии в рамках нравственного аспекта, который предположительно имеет большее влияние на современную ситуацию вокруг педофилии. Это - проблема "обоюдного согласия". Как и освещенная полемика по поводу нравственности, эта проблема особенно дискутируется в либеральных кругах, склонных скорее с осторожностью и некоторыми уступками относиться к проблеме педофилии. Это касается проблемы сексуального самоопределения и равных прав, которым уделяется основное внимание при обсуждении вопросов сексуальности на сегодняшний день.

Традиционные нормы сексуальной морали, осуждающие добрачные и внебрачные сексуальные контакты, гомосексуальные связи, оральный секс и т.д. все реже сегодня обращают на себя внимание в развитых обществах. Г. Шмидт считает, что с уверенностью можно утверждать, что это нормы вчерашнего, но не сегодняшнего дня. Они были заменены нормами сексуальных отношений "по согласию", "нормами консенсуса", "моралью по договорённости". Другими словами, если двое или несколько партнеров могут договориться о том, какими будут их сексуальные отношения, то какими бы они ни были, они считаются приемлемыми в рамках моральных норм. Речь идет, как считает Г. Шмидт, уже не о самих сексуальных действиях, которые подвергаются рассмотрению со стороны нравственных норм, но о самом способе их реализации.

Мораль консенсуса представляет собой одно из направлений сексуальной политики, основанное такими английскими социологами, как Plummer (1995 г.) и Week (1995 г.), и названное гражданским браком (intimate citizenship). Эти термины отвечают сексуальной реальности современного общества, в котором равные индивиды устанавливают способы выражения своей интимности - сексуальных предпочтений и ориентации, форм взаимоотношений и проживания вместе, принципов воспитания детей, формул маскулинности и фемининности - и следуют им на практике, учитывая желания, потребности и ограничения других. Приемлемыми считаются разнообразие и различие в стиле жизни в сочетании с уважением к автономии других.

Большинство нетрадиционных форм сексуального поведения (например, садомазохизм), рассматривается при гражданском браке уже гораздо менее катастрофично, чем это было 20 лет назад. В самом деле, подобного рода сексуальные отношения приобрели скорее статус сексуального стиля жизни, чем девиации или перверсии. В противоположность этому, педофилия все больше подвергается социальному гонению в связи с очевидным неравенством партнера-взрослого и партнера-ребенка, даже в рамках демократической морали консенсуса.

Центральным вопросом для Г. Шмидта является следующий: "Нарушает ли педофил непреклонно и категорично мораль консенсуса и гражданского брака?" Конечно, да, если речь идет о насилии, принуждении, вымогательстве и эмоциональной манипуляции, задействованных в подобного рода отношениях. Поэтому автор ставит вопрос более прицельно: "Вообще возможны ли сексуальные отношения взрослого с ребенком по согласию?"

Многие педофилы, конечно, ответят, что возможны: "Я не хочу ничего, чего не хотел бы сам ребенок. Мне нравится только то, что нравится и ребёнку". В многочисленных интервью, проведенных Г. Шмидтом с педофилами, он крайне редко обнаруживал, что сомневается в их искренности. Одной из причин этого, согласно автору, может быть тот факт, что большинство гомосексуальных педофильных отношений является отношениями идентификации. Сомнительно, чтобы эти отношения носили аналогичный характер для психологической реальности ребенка. Lautmann (1994) проводил исследование на выборке 60 педофилов, изучая самосознание и самовосприятие этих лиц, внимательно исследуя стратегию достижения консенсуса, и пришел к выводу, что не может быть так называемых сексуальных контрактов между поколениями.

Одной из возможных причин, по которым автор пришел к этому выводу, является большая озабоченность последствиями таких действий и недостаточное внимание к социальному и психологическому контексту, в которые встроены сексуальные отношения ребенка и взрослого.

Г. Шмидт иллюстрирует это следующим примером. Взрослый мужчина приглашает соседского 10-летнего мальчика к себе в дом поиграть в железную дорогу. Мальчик с радостью соглашается. Через некоторое время мужчина говорит ребенку, что у него затекла спина от долгого сидения на полу и просит помассировать ему спину. Мальчик выполняет просьбу, поскольку иногда массирует спину своему отцу, которому это тоже нравится. Затем мужчина говорит, что массаж будет более эффективным, если он снимет рубашку, на что мальчик не возражает. Затем мужчина спрашивает, не хочет ли он, чтобы ему тоже сделали массаж, на что ребенок говорит «нет». Они играют еще некоторое время, затем прощаются, и мальчик идет домой.

Очевидно, что ничего не случилось против воли мальчика, утверждает автор. Его "нет" было принято без дальнейших попыток переубеждения. На поведенческом уровне кажется, что такое отношение укладывается в рамки морали консенсуса. Но, если мы проанализируем социальный контекст, рассматривая значение этих действий для обоих партнеров, утверждает Г. Шмидт, то поймем, что они действовали согласно двум абсолютно разным сценариям. Здесь речь не идет ни о каком согласии.

О согласии мы можем говорить только в том случае, считает автор, если оба партнера играют по "одними тем же правилам". Мальчик хочет поиграть в железную дорогу. Мужчина же ищет сексуальной близости. Если девушка на дискотеке предлагает мужчине выпить кофе у нее дома, то это для них обоих означает намек на возможную сексуальную близость, но для мальчика поиграть в железную дорогу означает только это - поиграть и ничего больше. Ребенок рассматривает массаж как дружескую услугу, знакомую ему из его семейного контекста, когда он делал массаж своему отцу. Для мужчины же это некоторая подготовка, начало сексуальной близости. Таким образом, проблема отсутствия согласия в отношениях между ребенком и взрослым сводится к различиям в "сценариях", согласно которым они действуют.

В этих отношениях только взрослый осведомлен о различии их "сценариев". Скажи мужчина сразу, для чего он просит сделать себе массаж, "нет" мальчика последовало бы тут же. Проблема также состоит в том, что педофилы вынуждены скрывать это различие "сценариев", чтобы добиться сексуальных отношений с ребенком. Таким образом, утверждает автор, сексуальные отношения взрослого с ребенком по согласию невозможны. Конечно, есть исключения, если речь идет о мальчике, который находится в начале подросткового возраста. Который уже пробовал мастурбировать или вступал в сексуальные отношения, приводящие к оргазму, с ровесниками, а также может понимать цель подобных отношений и уже обладает некоторым знанием о своей собственной сексуальности, и, возможно, также сам с интересом ожидает сексуальных отношений с взрослым.

(Надо отметить, что пример Шмидта является спекуляцией, хотя это и не заметно на первый взгляд. Давайте изменим ситуацию.

Бабушка предлагает маленькому внуку поиграть в «буквы», на что внук соглашается, так как до этого играл в машинки, паровозики и солдатиков с той же бабушкой. Однако в этот раз бабушка ставит задачей научить внука читать и подготовить в школу. Если бы мальчик предвидел весь последующий десятилетний сценарий, он бы однозначно сказал нет.

На самом деле взрослые обманывают детей на каждом шагу. Просто некоторые обманы мы приучены считать делающимися «во благо», а с сексом обстоит как раз наоборот. В приведенных выше племенных обычаях детей сексу обучают также, как мы обучаем их чтению. И в этом случае пример Шмидта теряет всякий смысл.

Также представляется несостоятельным аргумент против сексуальных контактов на том основании, что ребенок не может обладать компетенцией для информированного согласия. С тем же успехом ребенок не может дать информированного согласия не заниматься сексом. В целом в этом ключе следовало бы вообще запретить любые действия с ребенком, так как он ни на что не способен выразить информированное согласие. Вышеприведенная позиция означают лишь то, что в европейском обществе секс воспринимается с сильным негативным оттенком, и только поэтому на него необходимо информированное согласие. – прим. Wildkids)

Необходимо также упомянуть, считает автор, что педофилы часто оправдывают свое поведение необходимостью ребенка в самоопределении. Они утверждают, что самоопределение ребенка подвергается опасности со стороны общества, родителей, отрицающих сексуальность детей, подавляя естественное детское развитие. Педофилы же, согласно этому аргументу, "вводят детей в их сексуальность, избавляя их от подавления и сдерживания". Согласно этому взгляду, ребенка воспринимают как маленького взрослого, полного сексуальных возможностей, которые ему запрещают реализовать.


А. Kinsey являлся представителем точки зрения на детскую сексуальность как на рудиментарную форму взрослой сексуальности (Кinsey, Pomeroy, Martin, 1948; Кinsey, Pomeroy, Martin, Gebhard, 1953). (Здесь стоит сказать, что термин «рудимент» А. Кинзи явно употребил не совсем удачно в качестве синонима недоразвитости - прим. Г.Б. Дерягина.)

Кинзи утверждал, что детская сексуальность проявляется реже, чем взрослая, менее целенаправленно, но все существенные ее характеристики присутствуют: любопытство, генитальная стимуляция, сексуальное возбуждение, желание, эрекция и оргазм (с его характерными особенностями: от отсутствующего взгляда и учащенного дыхания до сокращений определенных мышц). Но Кинзи здесь рассуждал в терминах реакций и действий, а не взаимоотношений и значений. Как отмечает Г. Шмидт, эту аналогию между детской и взрослой сексуальностью педофилы часто используют в свое оправдание, и такой взгляд на детскую сексуальность ныне считается устаревшим.

Gagnon и Simon (1973 г.) также писали, что гомологичное сексуальное поведение детей и взрослых не аналогично и не идентично, так как дети в своем поведении не следуют тем же образцам и не наделяют их тем же значением, что и взрослые. Генитальная мастурбация у детей коренным образом отличается от таковой у взрослых, хотя она и приводит к эрекции и оргазму, но у взрослых она сопровождается эротическими фантазиями и представлениями. Авторы отстаивали точку зрения, что проблема педофильного поведения может обсуждаться не только в контексте вреда и насилия, и что не обязательно подчеркивать травматичный аспект педофилии.

Полемика по поводу травматических последствий педофильного поведения, отмечает Г. Шмидт, также крайне поляризована. В конце 1998 г. в Интернете (SEXNET) проводилась дискуссия на эту тему. Споры были следующие: неклиницисты критиковали клиницистов за то, что они проводят свои исследования на определенных выборках, и предлагали данные по опросу не проходивших лечение педофилов, которые обнаруживали не столь драматичные последствия сексуальных контактов взрослых с детьми. Клиницисты же утверждали, что социологические методы исследования не соответствуют всей сложности проблемы, говоря, что наивно полагать, что такие методы могут быть адекватными при исследовании острых, резистентных психических расстройств. Клиницисты делают упор на огромное значение сексуальной травмы в истории жизни ребенка. Социологи утверждают, что клиницисты преувеличивают биографическую роль опыта насилия, автоматически причисляя мальчиков и девочек, вовлеченных в сексуальные контакты с взрослыми, к категории жертв.

Согласно исследованию Sandfort (1983), одна часть его выборки - молодые мужчины, вступавшие в сексуальные отношения с мужчинами еще до подросткового возраста - относится к этому опыту как к позитивному и благоприятному. Другие же утверждали, что на протяжении всей жизни им приходилось оправдывать своих бывших сексуальных партнеров, чтобы объяснить себе странность своего собственного сексуального развития и т.д.

Однако дискуссия между двумя этими лагерями непродуктивна. Каждый стремится оправдать свои собственные суждения и оценки на определённых подгруппах разнообразных представителей группы лиц с педофилией с разнообразными формами педофильного поведения, экстраполируя затем свои утверждения на всю группу в целом.

Необходимо установить два фундаментальных положения, утверждает Г. Шмидт, как базисный минимум для научной дискуссии, а также для того, чтобы дальнейшие исследования были направлены на их уточнение.

1. Сексуальные контакты между взрослыми и детьми несут определённый риск длительной травмы для последних, даже если они не осуществляются с применением насилия; риск предположительно тем больше, чем моложе ребенок, причем его влияние может усугубиться рядом других факторов: сам характер сексуальных отношений со стороны взрослого, частота и длительность сексуальных отношений, степень вовлеченности семейных взаимоотношений, степень ущерба, нанесенного семейному и социальному окружению ребенка, степень использования детской доверчивости и др.

2. Существует много случаев сексуальных контактов между взрослым и ребенком не по согласию, которые не являются травматичными для ребёнка, хотя на самом деле они и нарушают становление его самоопределения. Сексуальные отношения не по согласию необязательно травматичны - постулирует автор (это в большей степени относится к актам эксгибиционизма, кратковременным прикасаниям к половым органам и к сексуальным играм в препубертатном возрасте). Признавая это, мы освобождаем ребенка от бремени считаться жертвой на всю оставшуюся жизнь, даже если его сексуальный опыт не был неприятным, а наоборот, интересным и приятным, а также от вопросов такого рода: "Что я за ребенок, если это со мной случилось? Почему я не чувствую опасности в этих отношениях, хотя должен бы был, как считают мои родители и полиция?"

На данный момент, утверждает Г. Шмидт, насчитывается более 100 исследований "сексуального злоупотребления" (от эксгибиционизма до полового акта с насилием, внутри и вне семьи) на материале взрослых, перенесших и не перенесших опыт сексуального насилия в детстве. Результаты метаанализа показывают, что половина мужчин и четверть всех женщин, перенесших сексуальное насилие, оценивают свой опыт как нейтральный или как позитивный (Rind, Tomovitch, Bausennan, 1998). Учитывая различные психологические особенности и проблемы зрелого периода жизни (алкоголизм, депрессия, тревога, навязчивости, пищевые расстройства, суицидальные попытки, сексуальные расстройства и т.д.), различия по показателям с контрольной группой значительны. Объяснением тому может быть тот факт, что под широким определением "сексуальное злоупотребление" скрывается то, что оно не воспринимается ни как негативное, ни как травматическое. По мнению Шмидта, очевидно, что в современном западном обществе педофилия представляет собой форму сексуальности и не может быть исключена лишь из-за противоречий с социальными нормами, базирующимися на сексуальном самоопределении и сексуальных отношениях по согласию.

Проблема педофилии тем более драматична, что педофильная сексуальная ориентация глубоко укоренена в базовой структуре самоидентичности. Педофилия - это скорее часть субъекта, как и любовь к противоположному или тому же полу для гомосексуально или гетеросексуально ориентированных мужчин или женщин. Разница лишь в том, что одно принимается, а другое категорически отвергается, запрещается и фактически является невозможным к осуществлению. Бремя педофила, как представляется Г. Шмидту, - необходимость отрицать себя, отказаться от любви и сексуальности - скорее заслуживает уважения, чем осуждения и презрения.

 

* * * * *

В ответ на эти две статьи, затрагивающие особо дискутируемые аспекты проблемы педофилии, не преминули высказать свои комментарии ведущие специалисты в области психиатрии, психологии, философии и юриспруденции.

Психиатр и доктор медицинских наук S. Fred поднимает вопрос о том, является ли педофилия особенностью или расстройством. Существуют лица с сильным сексуальным влечением к детям и лица с так называемыми педофильными тенденциями, полагает автор. Каждая из этих категорий представляет собой различные сексуальные феномены. Название, определяющее каждую из категорий, несет описательную информацию об их различиях, при этом, не обременяя их какими-либо значимыми утверждениями. Важными для автора являются следующие вопросы:

1) при каких условиях, если это вообще возможно, паттерн сексуального поведения превращается в расстройство?

2) как диагноз педофилии, предназначенный для предоставления описательной информации, напротив, может стать стигматизирующим и уничижительным?

Категоризация чего-либо в качестве расстройства влечет за собой определенные выводы. Например, "серповидная" анемия, рассматриваемая как расстройство из-за своих негативных последствий, тем не менее реализует защитную функцию от малярии в тех странах мира, где это заболевание широко распространено. Как с этой позиции следует относиться к педофилии?

В нашем обществе обладание педофильной сексуальной ориентацией может привести к психологическим проблемам и расстройствам. Таким образом, делает вывод S. Fred, более адекватно рассматривать педофилию как расстройство. Поступая так, возможно, мы повышаем наши шансы на изучение путей предотвращения педофилии, а также способов сопротивления педофилов своим социально неприемлемым побуждениям. На сегодняшний день одним из таких способов является фармакологическое лечение, которое подавляет интенсивность сексуального влечения.

Шизофрения, маниакально-депрессивное расстройство и педофилия - очень тяжелые расстройства. Если категоризация их как психических расстройств позволяет профессионалам в сфере психического здоровья оказывать более эффективную помощь таким людям, тогда это может быть полезно, заключает автор. Но эти диагнозы не должны быть использованы в качестве уничижительных и стигматизирующих.

W. Bemer, немецкий психиатр и доктор медицинских наук, в контексте данной дискуссии отмечает недостаточную ясность термина педофильная сексуальная ориентация. Обе статьи, по его мнению, доказывают гетерогенность феномена педофилии. Гетерогенность касается не только направленности влечения (предпочтительно или исключительно направленного на детей), но также всех качеств этого влечения. "Является ли этот интерес изначально социальным (необходимость близких отношений с ребенком) и лишь потом становится сексуальным? Подразумевает ли этот интерес взаимные эротические любовные взаимоотношения? Или, скорее, этот интерес заключается исключительно в сексуальном контакте, где ребенок скорее воспринимается как фетиш, чем как личность"?

На сегодняшний день, утверждает W. Веmег, существует тенденция большего обращения внимания на вторичный, "реактивный", тип педофилии, где это влечение вызвано не исключительно биологическими факторами (как в концепции Р. фон Крафт-Эбинга), но другими различными обстоятельствами. "Ребенок рассматривается как суррогатный партнер вместо адекватного взрослого партнера, который притягивает и устрашает одновременно". Согласно Finkelhor (1984 г.), цитирует W.Bemer, выделяется 4 фактора, ответственных за выражение педофильного поведения:

  1. эмоциональная конгруэнтность с детьми;
  2. сексуальное возбуждение (собственный травматический опыт или научение (model-learning));
  3. торможение в развитии гетеросексуальных или гомосексуальных влечений;
  4. растормаживание влечений (старение, алкоголь и т.п.).

W. Bemer ссылается на результаты фаллометрического тестирования, которое проливает свет на запутанность проблемы педофильной сексуальной ориентации. Около одной трети выборки молодых мужчин, набранных по объявлению, были сравнены с убийцами и никогда не убивавшими людьми, совершившими развратные действия с детьми. При этом обнаружился положительный педофильный индекс, отражающий их принципиальную способность к возбуждению при показе псевдосексуального стимула (Firestone, Bradford, Greenberg, Nunes, 2000).

Таким образом, утверждает W. Вегпег, сама по себе способность возбуждаться на педофильный стимул не может привести к возникновению педосексуального влечения, что противоречит предположениям Р. Грина. Более того, автору представляется сомнительным, что термин сексуальная ориентация обладает каким-либо объясняющим значением для педофилов или может помочь им найти более адекватные способы адаптации к требованиям общества.

Американский исследователь Vem L. Bullough в русле полемики по проблеме педофилии сравнивает ее с сущностью сексуальных притязаний в целом. Автор утверждает, что, несмотря на "адекватную тенденцию Шмидта отделить в своем определении педофилию от эфебофилии, он сужает обсуждение проблемы педофилии вместо того, чтобы быть точным в своем определении. Это приводит к тому, что в общественном сознании педофилия воспринимается как любые сексуальные отношения двух поколений".

Р. Грин, согласно V.L. Bullough, прав в том, что описанные сексуальные отношения с детьми пубертатного и препубертатного возраста были распространены во многих примитивных культурах. Даже в западных странах после пересмотра 10-летнего возраста как официально допускающего вступление в сексуальные отношения, браки могли заключаться с представителями раннего возраста (10-14 лет). Но вопрос не в том, отмечает V.L. Bullough, как вели себя люди в прошлом, а в том, каковы должны быть нормы сегодня.

Р. Грин сообщает о работе Wilson и Сох (1983), но одновременно подвергает сомнению, что аналогичное исследование могло бы быть проведено в современных США, учитывая тот закон, что терапевты обязаны сообщать в соответствующие органы, если их пациенты страдают педофилией. С другой стороны, отмечает V.L. Bullough, их исследование доказывает, что педофилы не психически больные люди, а значит, это дает нам, в свою очередь, определенные знания, как с ними обращаться. В ответ на эти критические замечания Р. Грин подчеркивает тот факт, что в отличие от педофилии сексуальные домогательства в ходе истории стали незаконными, но не приобрели статуса психического расстройства.

В прошлом имело место большое разнообразие форм сексуального поведения, которые сейчас не считаются приемлемыми, продолжает автор. Таким же образом обстоят дела и с проблемой сексуальных домогательств.

Сексуальные домогательства - это дискутируемая проблема, как и педофилия, но она создает много трудностей субъектам, вовлеченным в эти отношения. Основная идея V.L. Bullough в том, что если аналогичное поведение не определялось как домогательство или было нормативным в прошлом, это не означает, что это и сейчас так. Оно было не то что бы патологическим поведением, но, скорее, социально не приемлемым, что сильно отличается друг от друга. Такие выводы, заключает V.L. Bullough, не делают из педофила социопата, а, скорее, человека, мало адаптивного к социальным нормам.

Alan F. Dixson, как приматолог, находит человеческие парафилии труднообъяснимыми. В ответ на приведенные Р. Грином в поддержку своих утверждений исследования он утверждает, что не смог найти "аналогичных примеров среди наблюдений за человекообразными приматами". Это не означает, продолжает автор, что "среди обезьян не встречается сексуальное влечение к партнерам того же пола или детенышам, а также к неодушевлённым предметам. Однако человеческие существа демонстрируют глубоко укоренённые и извращенные эротосексуальные предпочтения, что доказывает тот факт, что с самого детства и даже в течение подросткового возраста развитие было глубоко искаженным, что привело к развитию извращенного сексуального влечения".

Не имеет значения, считает A.F. Dixson, в скольких племенах Новой Гвинеи и в других культурах на протяжении истории поощрялись сексуальные контакты между детьми и взрослыми. Эти примеры не имеют ничего общего с "истинной" педофилией. Педофилы, постулирует автор, характеризуются "особенным, часто эксклюзивным, сексуальным предпочтением детей как своих сексуальных партнеров (в реальности или в фантазии), что сочетается с невозможностью установления сексуальных контактов с взрослыми партнерами. Это извращенно и ненормально. Является ли это психическим расстройством - можно спорить, но это определенно расстройство сексуальности". A.F. Dixson так же утверждает, что педофильные сексуальные отношения невозможны по "взаимному согласию" в отличие от сексуальных отношений между взрослыми партнерами.

J.A. Ericksen, американский социолог, считает, что авторы обеих статей идут по "заманчивому", но опасному пути поиска понимания прежде чем вынести суждения (определения, утверждения). Предлагая исключить педофилию из DSM, Р. Грин упускает из виду, что DSM не является справочником, идущим вразрез с культурными и историческими определениями (тенденциями). Понятие нормы культурально и исторически обусловлено. Педофильные акты, считающиеся "нормальными" в других культурах, ничего не говорят о норме в нашей культуре, подчеркивает Ericksen. В большинстве культур многие вещи считаются общепринятыми, в то время как в нашей культуре они воспринимаются как признаки психического расстройства (например, считать себя святым, пророком и т. д.). J. А. Ericksen высказывает мысль, что можно судить о феномене как о патологическом, только опираясь на социальные и политические нормы. "Гомосексуалы не стали нормальными только потому, что этот диагноз исключили из DSM, но потому, что это был результат политической и общественной борьбы".

Определение педофилии Г. Шмидта J.A. Ericksen находит спорным, поскольку процесс, в результате которого субъект начинает считать себя педофилом, очень сложный, как и в случае любой другой сексуальной идентичности, чего Г. Шмидт не учитывает. Некоторые люди, имевшие когда-либо опыт сексуальных отношений со зрелыми партнерами, затем признают себя педофилами как результат опыта этих отношений. Другие могут избегать признавать себя педофилами, так как это влечет за собой социальное клеймо. J.A.Ericksen выражает несогласие с тем, что выбор сексуального объекта врожденный и неизменный. По ее мнению, обращаться с педофилами как с особой категорией людей, которые нужны этому миру только для науки, означает упустить возможность их понять.

Richard C.Friedman в продолжение обсуждения проблемы классификации педофилии как психического расстройства отмечает, что понимание того, что терапия должна опираться на научное знание, пришло совсем недавно. Тем не менее, знание на протяжении всей истории периодически кодировалось. Классификационные руководства затем служили проводниками в терапии. Первые издания DSM отличались особой краткостью и примитивностью. Несмотря на то, что Р. Грин ограничивает свою критику руководства DSM-IV недовольством диагнозом педофилии, так же критично можно было бы отнестись ко всем другим диагнозам парафилий. Например, эксгибиционизм, фроттеризм, сексуальный садизм, вуайеризм, так же как и педофилия, характеризуются повторяющимся интенсивным сексуальным побуждением, фантазиями и сексуальной активностью, или вызванными ими дистрессом и межличностными трудностями. Также существует раздел "парафилий, нигде более не классифицируемых". Соответствуют ли эти парафилии критерию психического расстройства? Должны ли психиатры передавать сведения о людях с такими диагнозами, обращающихся за лечением, в полицию?

На эти практически важные вопросы автор отвечает, что, несмотря на всю ограниченность наших знаний о педофилии и о других парафилиях, представляется более полезным и не приносящим вреда, учитывая особенности правоохранительной и пенитенциарной системы, рассматривать парафилии на сегодняшний день как психиатрические расстройства.

G.A. Gaither, американский психолог, рассматривает проблему педофилии как проблему сексуальной ориентации, что согласуется с мнением Г. Шмидта. Несмотря на то, что проблема сексуальной ориентации обсуждалась в основном в терминах полов и гендерных идентичностей вовлеченных индивидов, было также проведено множество исследований, по результатам которых давалось более широкое определение сексуальной ориентации, которая в себя включала и педофилию (Barbaree, Bogaert, Seto, 1995; Berlin, 2000; Feierman, 1990; Suppe, 1984).

Barbaree et al. (1995), например, для уточнения понятия "сексуальная ориентация" учитывают следующие особенности:

1) способность определенного типа стимулов вызвать сексуальное возбуждение и желание у индивида;

2) люди или объекты, на которых направлены сексуальные желания индивида;

3) люди или объекты, представленные в фантазиях индивида.

Подобно гомосексуальной и гетеросексуальной ориентации, педофильная ориентация также обычно зарождается в раннем подростковом возрасте, продолжается всю жизнь и резистентна к изменениям (Abel, Osbom, 1995; Marshal, 1997) и, как утверждает Г. Шмидт, это - часть личностной идентичности.

Обсуждается и проблема лечения (исправляющее и изменяющее лечение) педофилии в связи с вопросом об исключении этого диагноза из DSM. Hakdeman (1994) считает неэтичным лечить состояние, которое не признано расстройством. Такие организации как Американская психиатрическая ассоциация (АПА), Американская академия педиатров, Национальная ассоциация социальных работников также разработали свое решение в отношении лечения, нацеленного на изменение сексуальной ориентации. АПА так сформулировало положение, касающееся лечения и сексуальной ориентации (1991 г.):

АПА отвергает любое психиатрическое лечение, такое, как "изменение половой ориентации" или "исправления влечения", которое базируется на предположении, что гомосексуальность сама по себе является психическим расстройством, или на априорном положении, что пациент должен изменить свою сексуальную ориентацию.

Другим возможным последствием исключения педофилии из DSM будут трудности в проведении соответствующих исследований. Данные из Национального института психического здоровья станут практически недоступными. Клинические исследователи потеряют доступ к реальным испытуемым, что таким образом приостановит исследования в области эпидемиологии и лечения педофилии. Таким образом, заключает Hakdeman, диагноз педофилии следует оставить в DSM.

Американский психиатр Richard В. Кrueger считает критику Р. Грином диагноза педофилии необоснованной:

Мы не согласны с большинством аргументов, приведенных Р. Грином, которые позволяют ему заключить, что педофилия не является психическим расстройством. То, что подобного рода отношения в прошлом считались приемлемыми, не означает, что педофилия не является психическим расстройством. Алкогольная зависимость, шизофрения, обсессивно-компульсивное расстройство и другие психические расстройства существовали в различные времена в прошлом, но не считались психическими расстройствами до тех пор, пока их не категоризовали и не классифицировали как таковые.

Во-вторых, пример с бонобо может быть лишь иллюстрацией того, что подобные отношения есть и у приматов. В-третьих, известно, что педофилы или лица с другими парафилиями совсем незначительно отличаются от пациентов без парафилии в отношении личностных особенностей, что указывает лишь на то, что это особая группа расстройств. Демонстрация того, что сексуальное влечение к детям есть и у не педофилов говорит лишь о том, что эти испытуемые не страдают педофилией.

Согласно DSM-IV (2000), "любое психическое расстройство категоризуется как клинически значимый поведенческий или психологический синдром, который свойственен субъекту, а также сопровождается страданием (болезненными симптомами) или неспособностью (ухудшение функционирования в одной или нескольких важных сферах жизнедеятельности) или значительным риском смерти, боли, неспособности или потери свободы". Новый критерий расстройства педофилии, состоящий в том, что "субъект, действующий согласно своим побуждениям, сексуальным фантазиям и желаниям, характеризуется выраженным дистрессом или межличностными трудностями", представляется R.B. Кrueger достаточно валидным и правильным способом диагностирования и отграничения педофилии.

"Если индивид с педофильными побуждениями не действует согласно своим сексуальным фантазиям, не имеет трудностей в межличностных отношениях и не страдает от этого, мы не будем ставить ему диагноз педофилии и не будем его рассматривать как пациента, нуждающегося в лечении", - утверждает R.B. Krueger.

Вопрос, поднятый Р. Грином, считает R.B. Кrueger, более прицельный и касается сущности "гиперсексуальных расстройств" в DSM, обсуждаемых также Stem, Black, Pienaar (2000 г.) согласно следующим диагностическим критериям:

1. За период не менее 6 месяцев повторяющееся интенсивное сексуальное побуждение и сексуально активированные фантазии, включая сексуальную активность с ребенком препубертатного или раннего пубертатного возраста (обычно в возрасте до 13 лет);

2. Эти фантазии, сексуальные побуждения или действия причиняют сильное страдание и способствуют ухудшению социального, профессионального и другого функционирования;

3. Эти симптомы не подпадают под другие классификации психических расстройств (маниакальный эпизод, бредовые расстройства, эротомания);

4. Симптомы не возникают вследствие употребления токсичных веществ (злоупотребление наркотиками или лекарственными средствами).

Ron Langevm, канадский исследователь, не согласен с Р. Грином, что диагноз педофилии необходимо исключить из DSM по двум главным причинам. DSM, считает автор, нужно пересмотреть в отношении критериев диагноза педофилии, но не исключать этот диагноз из классификации.

Грин, как и многие другие, отмечает неадекватность критериев педофилии. Но DSM никогда не претендовала на нечто большее, чем клиническое, учебное руководство в исследовательских целях. Ученые, ее разрабатывавшие, надеялись на ее углубление и пополнение новой информацией со временем. DSM не обеспечивает нас ясным определением основной проблемы в классификационной системе, признавая, что "ни одно определение не может установить четких границ понятию психического расстройства, которому, как и многим другим понятиям в медицине и в науке, не хватает последовательного операционального определения, которое бы охватывало все возможные случаи (ААП, 2000).

DSM всегда, считает R. Langevin, уделяла недостаточно внимания психическим расстройствам, в основе которых лежали неврологические, эндокринные или другие физиологические причины. Например, в последнем издании DSM-IV нет диагноза органического личностного синдрома.

Часто критерием исключения из классификации служит фраза "согласно медицинским показаниям", а термины эндокринный, неврологический, генетический даже не появляются в индексах DSM.

Согласно современной логике DSM, утверждает R. Langevin,

если бы исследователи обнаружили физиологические причины, обуславливающие шизофрению, этот диагноз также бы бесследно исчез из руководства. Таким образом, DSM стремится избежать тех областей знания, где может лежать объяснение этиологии сексуальных расстройств, включая педофилию, и других психических расстройств. Неврологические и эндокринные исследования могут помочь изучению и пониманию этиологии педофилии и постоянности сексуальных предпочтений на протяжении всей жизни. DSM должна больше фокусироваться на описании психических симптомов и проявлений, связанных с физическими состояниями, которые играют главную роль в психических манифестациях расстройств больше, чем в их исчезновении. Такое состояние дел ведет к игнорированию проявлений психических и физических состояний в сексуальных расстройствах так же, как и в других расстройствах: диабет, эндокринные заболевания, повреждения головного мозга и инсульт (Ron Langevin).

Вторая причина, по которой Ron Langevin не согласен с Р. Грином - это распространение взгляда нашего западного общества на педофилию в других культурах.

Его (Р. Грина) аргументы заключаются всего в нескольких примерах. Он не сообщает, какой процент всех стран разрешал сексуальные действия "педофильного характера", как мы их теперь называем. Более того, нельзя приводить примеры из истории других стран без полного описания их контекста. Не учитываются данные культурной антропологии, а именно тот факт, что продолжительность жизни в тот период была около 30 лет, а браки заключались в возрасте до 15 лет. Может ли это считаться примером того, что сейчас называется педофилией, т.е. предпочтением сексуальных контактов с детьми, чем с взрослыми?

Мichael Н. Мiner, американский исследователь, рассматривает проблему педофилии как психосексуального расстройства. Р. Грин, считает исследователь, отстаивая свое мнение, что педофилия не является психическим расстройством, не затрагивает тот факт, что есть определенное сходство педофилии и расстройства контроля над своими импульсами, которое также определяется не столько в терминах фантазий и побуждений, сколько "не способностью удержаться от социально не одобряемого навязчивого поведения" (ААП, 2000). Согласно DSM-IV, "существенным признаком расстройства контроля над своими импульсами является неспособность сопротивляться импульсу, побуждению, "соблазну" выполнить действия, которые могут принести вред себе или другим" (ААП, 2000).

Это довольно похоже на определение педофилии, для которого необходимо "повторяющееся интенсивное сексуальное побуждение и сексуально активированные фантазии, включая сексуальную активность, с ребенком препубертатного или младшего возраста", которое "сопровождается дистрессом и межличностными трудностями" (ААП, 2000). Несмотря на знаемую опасность наказания за действия педофильного характера, отмечает М.Н. Мiner, субъект зачастую не способен удержаться от их исполнения, что является признаком нарушения контроля за своими импульсами и незначительно отличается от поведения при патологической игре, клептомании или пиромании. Все эти расстройства характеризуются неспособностью сопротивляться побуждению вовлечения в самодеструктивное и социально преследуемое поведение. М.Н. Мiner показал на многих примерах неспособность сопротивляться желанию сексуальных отношений с детьми в обществе, в котором такое поведение преследуется.

Р. Грин утверждает, что педофилия не может считаться психическим расстройством, так как многие здоровые люди отмечают у себя подобные тенденции, что опять же не противоречит определению других психических расстройств в DSM. Патологическая игра - это поведение, в которое вовлечено много людей без негативных последствий. Но когда такое поведение становится преобладающим, генерализованным, и приводит к негативным последствиям, тогда мы можем рассматривать его как психическое расстройство. То же самое можно сказать в отношении злоупотребления токсическими веществами. Принятие алкоголя и наркотиков становится проблематичным только в том случае, и это отвечает критерию психического расстройства, когда это периодически приводит к:

1) неспособности выполнять свои обязанности на работе, в школе или дома;

2) употреблению веществ, когда они могут представлять риск физическому здоровью;

3) продолжению принятия веществ, несмотря на текущие социальные и межличностные проблемы (ААП, 2000).

В случае расстройств, связанных со злоупотреблением психоактивными веществами, отмечает автор, это не само употребление или злоупотребление веществами, что приводит к диагнозу. Это совместное наличие злоупотребления и проблем, возникающих в связи с их использованием. То же самое может быть отнесено к педофилии. Согласно DSM, должно быть не только повторяющееся интенсивное сексуальное побуждение и сексуально активированные фантазии, включая сексуальную активность, но все это должно приводить к клинически значимым проявлениям (признакам, симптомам). Конечно, преследование законом нельзя считать клинически значимым проявлением, но те последствия, к которым оно приводит, а именно: потеря работы, крах брака или близких взаимоотношений, материальные трудности - являются отражением этого.

Многие лица с педофилией, даже не попадая в поле зрения представителей охраны порядка, испытывают социальную изоляцию, приводящую к неспособности развивать необходимые межличностные отношения, отчуждению от сверстников и к глубокому чувству стыда по отношению к своим педофильным влечениям. Эти факторы могут привести к значительному ухудшению эмоционального состояния, так же, как и к неспособности выполнять свои профессиональные и социальные обязанности, считает М.Н. Miner.

М.Н. Мiner приходит к выводу, что педофилию можно считать крайним проявлением поведения, которое многие "здоровые" люди испытывают и которое обладает также многими характеристиками большинства, если не всех, психических расстройств.

Еще более категоричным, чем Р. Грин, в своих комментариях является Charles Moser - американский психиатр и сексолог, постулируя, что никакие парафилии в DSM не могут считаться психическими расстройствами. "Пересмотренный вариант DSM-IV-TR (ААП, 2000) характеризуется учетом культуральных изменений и опирается на обширные эмпирические данные. Хотя в случае парафилий это не совсем так. Утверждение, что парафилии представляют собой психические расстройства, ошибочно и не подтверждается объективными исследованиями. Напротив, любой сексуальный интерес может быть здоровым и жизнетворным. Существуют исторические и кросс-культурные многочисленные примеры проявления сексуального влечения, которые раньше были запрещены, а теперь приемлемы, и наоборот, сексуальные влечения, ранее общепринятые, а теперь осуждаемы. Это доказывает то, что сексуальное влечение возникает (оформляется) в рамках культурального контекста и суждения о нем возникают в рамках господствующих социальных норм.

Человека, который не может смириться с выбором "неконвенционального" стиля жизни другими людьми, нам скорее следует воспринимать как страдающего психическим расстройством. Социальный и политический контекст, в рамках которого происходит диагностирование, нельзя игнорировать, как нельзя игнорировать и последствия постановки диагноза. Присутствие парафилий в качестве диагностической категории в DSM ненамеренно несет на себе политическую и социальную значимость. Люди теряют работу, страховку, родительские и другие права, получая клеймо диагноза. Человеческие карьера, самооценка, взаимоотношения могут оказаться под угрозой негативного влияния диагноза. Попытки вести "нормальный сексуальный" образ жизни приводят к возникновению различного рода трудностей и проблем, как для лиц с парафилиями, так и для их партнеров. Попытки превратить свое "извращенное" сексуальное влечение в "нормальное" путем лечения затрудняется нехваткой адекватных медицинских средств.

Несмотря на утверждения психотерапевтов, существуют очень малочисленные исследования, доказывающие, что психотерапия или сильное желание клиента могут помочь изменить его сексуальное влечение. Лишь медикаментозные средства (SSRI и антиандрогены) могут помочь уменьшить интенсивность "нетрадиционного" сексуального влечения, но чаще они приводят к снижению сексуальной активности в целом и к эректильным дисфункциям (Charles Moser).

Сексуальность является одним из главных источников получения удовольствия. "Мы должны помогать нашим пациентам, - утверждает автор, - реализовывать свой сексуальный потенциал, а не ограничивать их, "патологизируя" (обременяя диагнозом) их влечение априори. Рациональный и гуманистический подход требует от нас, чтобы мы прекратили рассматривать неконвенциональные формы сексуального влечения как патологические. Нужно исключить секцию парафилий из DSM и заменить ее общим диагнозом, который не идентифицирует специфическое поведение" (Moser, 2001).

Robert А. Prentky, американский исследователь в области судебной психиатрии, утверждает, что, согласно одному из критериев психического расстройства, предложенных 25 лет назад Spitzer и Wilson, педофилия и гомосексуализм не могут считаться психическими расстройствами, так как индивид не испытывает "регулярное и значительное страдание, общее ухудшение социальной адаптации и функционирования", а также не осознает, "что хочет остановить это поведение".

"Несмотря на то, что многие лица с педофилией отмечают общее ухудшение социальной адаптации и функционирования, а также страдают от этого, большая часть педофилов не испытывает дистресса в связи со своими фантазиями и влечениями. Их сексуальное влечение к детям носит эгосинтонный характер, их социальное функционирование и адаптация остаются сохранными", - считает R.A.Prentky.

М.С. Seto, американский психиатр, считает, что, несмотря на наличие логической непоследовательности в определении диагностических критериев в DSM-IV, педофилия может считаться психическим расстройством, когда ее определение дается с использованием биологически релевантных критериев. В своих предыдущих работах Seto предлагает ограничить термин "педофилия" предпочтением детей препубертатного возраста взрослым в качестве сексуальных партнеров, а не просто сексуальным влечение к детям (М. С. Seto, 1999). Педофильное предпочтение, постулирует автор, характеризуется более высокой частотой сексуальных фантазий о детях, чем о взрослых; большим сексуальным желанием по отношению к детям, чем к взрослым, а также периодическими сексуальными контактами с детьми, даже когда есть возможность вступить в сексуальный контакт со взрослым партнером.

Сексуальное предпочтение ребенка препубертатного возраста отвечает объяснительному психопатологическому критерию Lalumiere (1995): "состояние, возникающее в связи с неспособностью психических механизмов исполнять свои естественные функции, которые состоят в действии, являющемся эволюционным объяснением существования и строения психических механизмов". В этом случае предполагаемым нарушенным психическим механизмом является сексуальное предпочтение сексуально зрелого партнера.

Американский психиатр Robert L. Spitzer считает, что в основе педофилии лежит расстройство сексуальной аттракции. Но почему при этом возникает сексуальное влечение к детям?

Возникновение определенных форм педофилии может быть связано с дисфункцией механизмов аттракции, или с дисфункцией сдерживающих механизмов, блокирующих сексуальное влечение взрослого к ребенку. Мы считаем, что паттерн исключительного (эксклюзивного) или предпочитаемого влечения взрослого к ребенку, где влечение к взрослому партнеру снижено, является главенствующим доказательством дисфункции если не во всех, то по крайней мере, в большинстве случаев педофилии. Другие возможные объяснения такого атипичного поведения - культуральное поощрение и другие способы научения или оппортунистическое поведение - могут иметь место в некоторых, но, конечно, не во всех случаях педофилии. Таким образом, основной причиной педофилии является нарушение сексуальной аттракции. Вот почему приведенные примеры Грина не отображают педофилию как психическое расстройство, так как в них нет нарушения сексуальной аттракции. Учитывая тот факт, что педофильное влечение может принести вред (самому субъекту в виде страдания, если он не воплощает свои фантазии, а также ребенку, в отношении которого совершены сексуальные действия), некоторые формы педофилии следует рассматривать как психические расстройства (R.A. Prentky).

 

* * * * *

В ответ на приведенные комментарии и критические замечания Р. Грин обращает внимание своих коллег на то, что он не имел в виду, что описанные им культурные вариации являются эквивалентом истинной педофилии. Но многие взрослые партнеры из его примеров, скорее всего, подпали бы под диагноз DSM. Но так как эти культуры, по-видимому, не осуждают детско-взрослые сексуальные отношения, мы не можем судить об интенсивности сексуальной мотивации участников (как ребенка, так и взрослого). Если общество не осуждает поведение, то участников таких отношений становится все больше, утверждает Р. Грин. "Я не согласен с тем, что участвующие при условии отсутствия осуждения со стороны общества непременно являются психически больными. Антисоциальное поведение может быть криминальным (как часто и происходит), но не обязательно проявлением психического расстройства (и на самом деле, психическим расстройством оно чаще не является). Важно учитывать то, что очень многие обстоятельства оказывают влияние на то, будет ли субъект с педофильными фантазиями воплощать их в жизнь или нет", - заключил R. Green.

Перевод - Н.П. Соловьева

Корректура и редактирование для электронной версии - д.м.н. Г.Б. Дерягин

Журнал Сексология и сексопатология. -М., 2003. - № 4. - С.39-48. (реферативный обзор статьи Р. Грина и дискуссии по её поводу)

Green R. Is pedophilia а mental disorder? /1 Arch. Sex. Behav. - 2002. - Dec. - Vol. 31, N 6. - Р. 467-471; discussion - Р. 479-510.

Leadmg psyclriatrists, psychologists abd lawyers disscuss the views of R. Green, M.D., Y.D., and G. Schmidt, Ph.D., оп the question of pedophilia. lt is analysed the diagnostic criteria of pedophilia and the legitimacy of classffiing the pedophilia as а mental disorder.

Источник

Комментарии

Очень много ошибок распознавания (в фамилиях).

Странная статья. Я здесь ожидал увидеть перевод одноимённой статьи Ричарда Грина, а вместо этого здесь некая полемика с Грином и выдержки из его статьи.
Также отсутствует библиография, хотя упоминается много различных работ.

В целом интересная статья и в ней есть разумное зерно, но немного критики...

1. В общем я опять наблюдаю уже изрядно намозолившую глаз картину: все "участники" этого диспута напоминают старую притчу о слепцах которым дали потрогать слона.
Подобно слепцам эти ученые или "ученые" ухватились каждый за свою сторону того что они считают педофилией, и вместо того чтобы сложить согласовать общие впечатления, найти точки соприкосновения (коль уж не дано сделать несколько шагов назад и узреть объект изучения целиком) и сформировать общую цельную картину, начинают "с пеной у рта" каждый отстаивать свою точку зрения, пытаясь навязать её всем, как единственно верную.

2. опять типичная картина... все авторы пытаются описать и объяснить используя терминологию и "инструменты" только психиатрии, в крайнем случае частично психологии...
Это всё равно что пытаться определить объём цилиндра по диаметру окружности его основания. Господа ученые, поймите уже наконец что педофилия - это не отклонение, не патология, не изъян который можно выявить измерить и купировать оставив в целости и сохранности остальную личность. Педофил - это и есть цельная, самостоятельная, полноценная, дееспособная, разносторонняя, очень даже гармоничная личность. И чтобы понять (осознать) педофила нужно изучать его целиком всего во всех "измерениях" и с применением всех доступных "инструментов" необходимых для изучения любой полноценной личности.
Для понимания педофила недостаточно только психиатрии, педофила можно изучить и понять только целиком, при рассмотрении всевозможных социальных сторон, психологии, педагогики, этики, рациональности, с учетом и через призму происходящих изменений в обществе в последние столетия, с обязательным выявлением и сравнительным анализом не только "негатива" но и позитивных результатов их деятельности.

Вообще "ученые" стремясь "поставить диагноз" педофилам, концентрируют своё внимание исключительно на возможном "зле" от-, и для самих педофилов, исходящих из их "влечения"... и "изучение" с такой позиции особенно при сопротивлении со стороны самих педофилов собственно и даёт основание для определения педофилии как патологии - "педофилы однозначно зло, но даже осознавая это, они не стремятся излечиться"... но на самом деле этим - явно предвзятым отношением (маниакально непрестанном муссировании "возможного негатива", при полном игнорировании возможности осознанной/неосознанной позитивно-альтруистической мотивации и преследуемых целей, действий и "влечений" педофилов... и недопустимости даже мысли о том что педофилы могут быть очень даже полезны для детей и всего общества) "ученые" дают повод усомниться в их собственной адекватности и навивают мысль: а не пора ли "поставить диагноз" самим "исследователям" педофилов?

3. И опять типичная ошибка, о которой я уже говорил в других местах - попытка объяснить педофилию через "сексуальное влечение", так будто педофила делает педофилом (определяет его ориентацию на детей) исключительно "сексуальное влечение" - это сделать просто невозможно!
Как уже доказано мной, "сексуальное влечение" - всего лишь физиологическая потребность (особенно у педофилов), которая никак не влияет на выбор объекта влечения. У педофилов изначально возникает влечение к детям (несексуальное!!!)... под множеством разных факторов отдаленно напоминающих импринтинг (запечатление на внешности, чертах лица, эмоциональном фоне, фигуре, росте, пропорциях, ситуациях, взаимности интересов и мнений, схожести мировоззренческих установок и прочем позитивном опыте и воспоминаниях всей жизни) то есть формируется глубокое многомерное (многогранное, "спектрально-гармоничное") влечение к детям... и только потом как следствие, при установлении глубоких интимно-доверительных отношений формируется (приобретает форму доступности для реализации) "сексуальное влечение" - как высшая форма подтверждения доверия, глубины и взаимности отношений.