Перевод с английского. Оригинал.

Первое подозрение, что не все общества являются педофобскими, появилось у меня в старшем школьном возрасте по прочтении наблюдения Гумберта Гумберта о том как "80-летние старики народности Лепча совокупляются с 8-летними девочками и никто не возмущается". Позже, будучи студентом, я прочёл описания обществ с положительным отношениям к сексуальности в работах таких антропологов как Бронислав Малиновский, Маргарет Мид, Клод Леви-Страусс и записок путешественников, таких как рассказы Джеймса Кука о жизни на Таити. Недавно я открыл для себя библиотеку сайта "Growing Up Sexually", содержащую подборку материалов о сексуальной жизни детей в различных культурах.

Из них ясно следует, что хотя существовало много обществ, где детская сексуальность не отторгалась и интимные отношения между детьми и взрослыми были приемлемыми, ни одно из них не было капиталистическим.

Выяснение причин должно быть приоритетной задачей для сообщества педосексуалов, ведь как мы можем предложить лечение, не понимая болезни? И действительно, не обращаясь к этиологии педофобии мы молчаливо соглашаемся с тем, что проблема состоит в нас, а не в тех, кто нас боится.

Я постараюсь показать, что педофобия является непредвиденным последствием совокупности экономических факторов, происходящих в рамках того, что я для краткости буду называть капитализмом (но во что также могут входить урбанизм, консьюмеризм и даже индустриальный коммунизм).

Однако заявление о том, что капитализм приводит к педофобии, в какой-то мере схоже с утверждением типа "половая зрелость приводит к беременности": зерну истины в этом утверждении противостоит множество случайностей, разделяющих причину и следствие. Задача в том, чтобы заполнить пробелы: что конкретно связывает такую абстракцию как "капитализм" со взглядами человека, не пускающего свою дочь в школу из-за опасности нападения незнакомца?

"Взглядами" можно назвать попытки людей приспособиться к "данностям" их мира, их культуры и личных обстоятельств. Пребывание в гармонии с этими "данностями" обычно способствует лёгкой и успешной жизни. Следовательно, взгляды разных людей будут иметь общность согласно обстоятельствам, культуре и интересам населения.

Далее будут описаны некоторые "данности" капитализма, склоняющие к педофобским взглядам.

Нуклеарная семья

Нуклеарная семья решает проблему капитализма в мобильной и гибкой рабочей силе.

В потребительском капитализме наёмному работнику приходится менять место работы и место жительства 3, 4 или 5 раз за весь период трудовой деятельности и семья должна переезжать вслед за ним. Поэтому горадо проще и дешевле, если эта семья - маленькая.

Нуклеарные семьи склонны встраивать себя в место проживания, а не в общину. Соседи часто еле знакомы друг с другом и могут меняться так часто, что попытки сблизиться могут казаться пустой тратой сил. Ребёнку приходится приспосабливаться и формировать свою личность в отношениях только с одним или двумя людьми. Как следствие, родители становятся столь же эмоционально зависимыми от детей, как дети от них, что создаёт очень тесные, эксклюзивные отношения и сильное чувство собственничества у родителей. Ребёнок является единственной "корзиной", в которую кладутся все "эмоциональные яйца". Значительное бремя накладывается на совсем небольшое число отношений, особенно в семьях с одним родителем, которые становятся всё более распространёнными по мере того, как нуклеарная семья начинает подвергаться всё более сильному давлению.

Дети не могут выйти из отношений родитель-ребёнок в отличие от отношений вне семьи.

Для ребёнка отношения с родителями куда более ассиметричны, чем с другими взрослыми. Многие педосексуалы, сами являющиеся родителями, отмечали разницу в качестве отношений с ребёнком-другом вне семьи и с собственными детьми. В первом случае в идеале они ощущаются как отношения равных, а во втором - нет.

Преобладающая в обществе структура семьи глубоко укореняет и увековечивает свою концепцию детства, поскольку именно в семье мы осваиваем наиболее важные для нас понятия родства, любви, близости, личной жизни, власти и др.

Куда пропали дети?

За последние три или четыре десятилетия дети исчезли из общественных мест. Позволить своему ребёнку гулять без присмотра сейчас считается признаком плохого родителя, а детей, пользующихся такой свободой, демонизируют как "диких". Рост пригородного жилья означает, что детские игры на улице сейчас происходят в саду частного дома, отгороженного от остального мира и местной общины.

Родителей здесь можно понять с учётом того как автомобили захватили общее пространство, сделав его опасным и неприятным. Следствием такого положения дел стало то, что многие дети выходят в общественное пространство только в родительском автомобиле. Их родители выбрали безопасность детей в обмен на большую опасность для других.

В характере детской игры также произошли большие изменения: имеет место бурный рост домашних развлечений у экрана и индустрии детского отдыха, обычно сосредоточенного под крышей и с тщательным наблюдением взрослых.

Тенденция нуклеарной семьи к уменьшению и урезанию ресурсов оказала влияние на общественные ресурсы, такие как деревенские водокачки, а с недавних пор библиотеки, рынки, прачечные, кинотеатры, концерты, игровые площадки, общественный транспорт и др.

По мере того, как дети (и взрослые) исчезли из общественных мест, столь же увеличился страх этих мест - взрослые сейчас боятся взаимодействий с незнакомыми детьми не меньше, чем дети - незнакомых взрослых.

Вероятно, наиболее важным фактором является удаление детей с рабочих мест. В семьях доиндустриальной эпохи от детей ожидалось, что они своим трудом будут помогать в деле пополнения семейного бюджета и нередко детям даже в возрасте 6 лет приходилось работать на тех же фабриках, где и их родители, чтобы семья могла свести концы с концами. В западных странах детский труд почти что исчез.

Образование

Школы явились значительным фактором в удалении детей из общины. Школы отражают положение в обществе в том смысле, что все взаимодействия между взрослым и ребёнком определяются ролью взрослого, почти не давая возможности для тесной, свободной, эмоциональной связи с ребёнком. Сейчас это стало исключительной прерогативой нуклеарной семьи (Стоит отметить, что учителя, замещая родителей, подпадают под действие того же табу на инцест, которое действует у биологических родителей).

Потребность капитализма в высокообразованной рабочей силе по причине быстрых технологических изменений, растущие требования работодателей к навыкам коммуникации и межличностных взаимоотношений, а также уменьшение количества неквалифицированных рабочих мест (благодаря их переносу в бедные страны) привело к удлинению срока обучения. В Великобритании за период с 1950 до 2000 года был отмечен десятикратный рост количества учащихся в заведениях высшего образования.

Учитывая то, что одним из критериев "взрослости" является начало трудовой деятельности, это вносит свой вклад во всё большее растягивание понятия "детства" (может ли нынешняя паника об "изнасиловании на территории ВУЗа" и "расширенном согласии" быть признаком инфантилизации этой возрастной категории? Возможно, глубоко внутри общество ощущает, что нынешний возраст согласия слишком низкий?)

Внутрисемейная жизнь

С ростом достатка семей наблюдается последовательное увеличение размера жилья и уменьшение размера семьи. Это по большей части положило конец практике спать вместе. До недавних пор дети делили на всех одну спальню, а иногда и одну кровать, и это продолжалось до начала подросткового периода. Все, кроме самых богатых семей, спали вместе. Это было одной из причин моральной паники, окружавшей проживание в британских трущобах 19 века. Реформаторам подумалось, что такие условия для сна несут в себе риск "ранней сексуализации".

Архетип невинного ребёнка

Вышеперечисленные факторы формируют ситуацию, в которых единственные тесные отношения, которые дети могут иметь, - это отношения с родителями (а также с другими взрослыми, на которых распространяется табу на инцест, таких как дедушки, бабушки, дяди, тёти, братья, сёстры и др.).

Десексуализация детей совершенно необходима, чтобы табу на инцест не разрушило нуклеарную семью. Окружающая родительство близость к ребёнку в сочетании с властью, контролем и исключительностью, которой родители обладают над детьми доподросткового возраста, означает, что если смотреть на детей как на обладающих сексуальными интересами или потребностями - это породит слишком много желаний, конфликтов, ревности, тревог и др., что помешает функционированию семьи. Скороварка, которой нуклеарная семья уже и так является, просто взорвётся.

Поскольку способы реализации для детской сексуальности кроме родителей и братьев/сестёр отсутствуют, лучше, чтобы эта сексуальность осуждалась и подавлялась. И также сексуальность [старших] подростков становится допустимой только с того момента, когда они обретают социальные навыки и независимость, чтобы вынести реализацию своих сексуальных потребностей за пределы дома.

Есть, конечно, и сверстники ребёнка. В капиталистических обществах сексуальные отношения между детьми скрепя сердцем допускались в наиболее просвещённые периоды, хотя их обычно обозначали словами "игра" или "любопытство" вместо "желание" или "удовольствие". Однако потребительский капитализм, судя по всему, идёт к отказу даже от этой терпимости.

Вопрос в том, может ли в закрытом и эмоционально тесном контексте нуклеарной семьи работать парадигма, считающая ребёнка активно сексуальным, особенно если он в течение первых 6-7 лет жизни не достаточно повзрослел, чтобы усвоить стыд перед всем связанным с сексуальностью. Архетип невинного ребёнка защищает семью, а не ребёнка.

Также может быть, что родители подсознательно боятся изменения вектора взаимной и эксклюзивной любви ребёнка от них к такому человеку, которого табу на инцест не ограничивает и кто может дать такой вид любви, который запрещён для родителей. Возможно, что именно этот страх находит своё наиболее сильное воплощение в "педофиле".

Ребёнок-потребитель

Совсем неслучайно, что заразная педофобия возникла в Великобритании в конце 70-х начале 80-х годов. В этот период правления Маргарет Тэтчер произошла смена парадигмы в том, как капитализм воспринимал себя. Великобритания стала "демократией собственников", а "граждане" превратились в "потребителей". Промышленные производства пережили символическое крушение и выхолащивание, потеряв к тому времени большую часть своей важности из-за всё нарастающего перемещения возлагавшихся на них задач в бедные страны и импорта изготовленных там товаров.

Казалось, что в предыдущем десятилетии капитализм был в кризисе: основные потребности семьи (еда, одежда, жильё) удовлетворялись всё меньшей и меньшей долей семейного бюджета и потребность парадигмы "работай и трать" всё более подвергалась сомнению, прежде всего контркультурными движениями 60х. (Американская статистика показывает, что в 1901 году 80% доходов среднестатистической семьи было потрачено на еду, жильё и одежду. В 2003 году эта цифра составила всего 49%)

Зависимость капитализма от роста означала, что ему приходилось прибегать к какой-то другой мотивации, помимо "необходимо", чтобы мы продолжали работать и тратить. Консьюмеризм достигает этого, толкая нас работать для удовлетворения своих желаний, как будто бы они являются нашими потребностями.

Дети по большей части являются потребителями через посредство своих родителей. Но дети также сами станут потребителями в будущем и поэтому им следует привить нужное отношение. Этот процесс начался давно и наилучшим образом он заметен в том, как имевшаяся в начале 19 века традиция празднования Рождества изменилась от совместного застолья к покупке и дарению друг другу подарков. Можно ли сомневаться в эффективности привития потребительских ценностей, наблюдая лихорадочный ажиотаж детей в преддверии Рождества?

Наша культура, напичканная маркетингом, рекламой, схемами размещения товаров и бессчётным числом других стратегий, порождает парадигму, в которой деятельность, связанная с потреблением, обозначается как "крутая", в то время как деятельность с пониженным потреблением, в местной общине или на природе (наблюдение за поездами, чтение, изучение природы, походы и др.) презрительно именуется "занудной", "унылой" или "отстойной". Ребёнок усваивает, что удовлетворение приходит от того, чем человек обладает, а не от взаимоотношений с другими людьми и миром в целом.

А наиболее сильным маркетинговым средством является, конечно же, секс. Коммерческая популярная культура, подобно производителям табачных изделий, на словах поддерживая возрастные ограничения в нацеливании своих продуктов, знает, что игра выигрывается с помощью тех, кто пристрастился рано.

Может показаться странным, что педосексуал критикует сексуализацию детей. И всё же я считаю, что потребительская сексуализация вносит свой вклад в искажение детской сексуальности. Целью этой сексуализации являются девочки, которых учат, что чем больше они тратят или уже потратили для себя, тем больше они привлекательны.

Годовалый ребёнок с диадемой на голове является для этого наиболее ярким архетипом. Это ребёнок, примеривший на себя самый экстремальный сексуальный атрибут женщин. Этот архетип находится в противоречии с более устоявшимся архетипом "невинного ребёнка", описанного в предыдущем разделе, и это противоречие смягчается лишь тем, что данный образ - лишь маска, видимость сексуальности, требующий зрителей, а не участников.

(Сравните это с другим архетипом: "дикий ребёнок" - Гекельберри Финн, Пеппи Длинныйчулок, дети из семейных фотографий Салли Манн, чья идентичность возникает из их взаимоотношений с другими людьми и с природой, чьи ногти скорее сломаны, чем отполированы и покрашены, чья одежда, если они её носят, рваная и грязная из-за падений с деревьев и игр в грязи.)

Противоречие между архетипом невинного ребёнка и потребностью к заполучению новых рынков, а также созданию новых потребителей выглядит неотъемлемым в потребительском капитализме и создаёт у родителей впечатление, что их детей "сексуализируют" против их (родителей) воли с помощью неподконтрольных им сил (популярная культура, телевидение, интернет, мода и порнография). Эти страхи, вместо того, чтобы быть направленными на такое размытое понятие как "экономическая система" (система, которой большинство взрослых во всех остальных отношениях довольны и в которую они культурно встроены), вероятно, куда легче переносятся на "педофилов".

Заключение

В начале этой статьи я предположил, что для сообщества педосексуалов и сочувствующих первым шагом в поиске шагов, способных привести к улучшению нашего положения и положения детей, является установление причины, по которой педосексуальность так боятся и так презирают.

Моей гипотезой было то, что принятие обществом детской сексуальности зависит от (1) насколько сильно дети интегрированы в широкомасштабную жизнь местной общины, и (2) какую долю эмоциональных отношений ребёнка составляют отношения со взрослыми, связанными табу на инцест. Педофобия является результатом обществ, где дети фактически заперты в отношениях, которые способны функционировать только при условии, что детей считают асексуальными.

Даже неглубокое изучение библиотеки "Growing up Sexually" подтверждает общую тенденцию этой гипотезы, в то же время предоставляя достаточно противоположных примеров, лишая нас каких-либо надежд счесть её законченным объяснением. Нет сомнений, что культура играет свою роль: сохранили ли современные таитяне что-то из положительного отношения к сексуальности, наблюдавшегося Джеймсом Куком? Если нет, то не было ли оно утрачено из-за навязывания западных ценностей или благодаря экономическим и структурным изменениям, принесённым с колонизацией? Такие вопросы возникают на каждом шагу.

Но я надеюсь, что приведённое здесь объяснение станет началом или как минимум укажет какие вопросы нам следует задавать.

Если всех вышеперечисленных факторов окажется достаточно для объяснения педофобских настроений в западных странах, если эти настроения глубоко укоренились в наиболее фундаментальных структурах общества, то вопрос превращается в "что дальше"? Должна ли для улучшения ситуации произойти фундаментальная перестройка общества?

Я подозреваю, что решение уже существует среди политических вариантов, доступных на Западе (хотя надо учитывать, что аспект в пользу детской сексуальности последние десятилетия подавлялся). Я думаю, что решение состоит в "зелёном" подходе к обществу и экономике.