Работа Райнда и коллег 1998 г.: политически некорректна, научно корректна

Отправлено admin от

перевод с английского, оригинал: [1], [2]

Томас Д. Эллерих (Thomas D. Oellerich), доцент (associate professor) университета Огайо, США
Статья была опубликована в журнале Sexuality and Culture (June 2000, Volume 4, Issue 2, pp 67–81).

Реакция на работу Райнда, Тромовича и Баузермана 1998 года была удивительной. Но реакция Американской психологической ассоциации (АПА) была по меньшей мере странной и прискорбной. Вместо того, чтобы ответить на общественное возмущение в отношении этой работы путём дискуссии о праве и важности для учёных публиковать непопулярные результаты своих исследований, АПА предпочла отмежеваться от данного исследования. Это отмежевание включало в себя утверждение, что сексуальное злоупотребление детьми (СЗД) наносит серьёзный вред и что "такие действия никогда не должны считаться безвредными" (Американская психологическая ассоциация, 1999). Кроме того, в распространённом заявлении игнорировалась рекомендация Райнда и коллег проводить различие между отношениями с использованием злоупотребления и отношениями без такового.

В настоящей статье затрагиваются две проблемы. Во-первых, делается утверждение о необоснованности того мнения, что сексуальные взаимодействия с участием взрослого и несовершеннолетнего "никогда не должны считаться безвредными". Во-вторых, в данной статье поддерживается мнение в пользу важности в научной и практической сферах проводить различие между действиями такого рода, когда имеют место злоупотребления и когда они отсутствуют. Кроме того, будет дано объяснение, почему профессиональная организация, такая как АПА, могла отмежеваться от работы Райнда и коллег. И наконец, даются рекомендации в отношении реагирования на проблему сексуальных взаимодействий между взрослыми и несовершеннолетними.

Проблематика

Во-первых, обобщение, что сексуальное злоупотребление детьми наносит вред жертвам, является ошибочным. И его ошибочность подтверждалась с момента открытия самого явления "сексуальное злоупотребление детьми". Например, в 1975 году Дэвид Уэйтерс (David Waiters) установил в качестве одного из крупнейших мифов вокруг СЗД то, что оно якобы наносит долговременный психологический вред. Он заявил, что испытываемый ребёнком вред относится на долю посторонних по отношению к сексуальному злоупотреблению факторов:

Большая часть психологического вреда, если он был, происходит не от акта злоупотребления, а от интерпретации и реакции на произошедшее со стороны родителей, медицинских работников, сотрудников школ, правоохранительных органов и социальных работников.

Спустя четыре года Финкельхор (Finkelhor, 1979) предложил этическое обоснование для запрета взросло-детских сексуальных взаимоотношений (понимая под этим отношения взрослого с допубертатным ребёнком). Причиной обращения к этическому обоснованию было то, что обоснованию на основе психологического вреда недоставало убедительности. По словам Финкельхора, такое утверждение было бы эмпирически слабым, так как "возможно, что большинство этих детей не пострадали".

В более поздний период бывший президент АПА Мартин Селигмэн (Seligman, 1994) утверждал, что мнение о СЗД как об "особом вредителе психическому здоровью взрослых" далеко не доказано. По его словам, существующие исследования, свидетельствующие о вреде, имеют методологические ошибки. Эти исследования характеризуются предвзятостью выборки, отсутствием адекватных контрольных групп и отсутствием попыток дать альтернативные объяснения полученным данным. Он пишет: "Если отбросить идеологию, то мы всё также остаёмся в невежестве на предмет того, оставляет ли сексуальное злоупотребление в детском возрасте негативный отпечаток на взрослую жизнь и если да, то в какой мере".

Также значимым является факт, что при объективном рассмотрении вся масса свидетельств подтверждает мнение о том, что СЗД совсем не обязательно наносит вред и вред также не является типичным исходом. Например, Константайн (Constantine, 1981) проанализировал 30 исследований. Он выявил, что

в 20 из них сообщается как минимум о некоторых опрошенных без негативных последствий, из них 13 работ заключают, что для большинства опрошенных вред по сути не был выявлен. В шести исследованиях даже говорится о некоторых опрошенных, которые, путём самостоятельной оценки или с помощью других критериев, отметили детских сексуальный опыт как положительный или возможно полезный.

Конте (Conte, 1985) в своём анализе 25 работ, пытаясь оспорить попытку Константайна с помощью научных исследований "выступить в пользу допустимых случаев детско-взрослого секса", заключил, что "анализ литературы, описывающей последствия сексуального злоупотребления для детей, неоспоримо приводит к двусмысленному заключению, что сексуальное злоупотребление, по-видимому, сказывается на некоторых жертвах, но не на всех остальных".

Также Браун и Финкельхор (Browne and Finkelhor, 1986) проанализировали 28 исследований. Они выяснили, что среди взрослых, подвергшихся СЗД в детстве, менее 20% демонстрировали серьёзную психопатологию. Они с озабоченностью отмечают усилия "защитников детей" по преувеличению вредных последствий из политических соображений, считая эти усилия источником потенциального вреда для жертв и их семей:

"Защитники детей" не должны преувеличивать или завышать интенсивность или неизбежность [негативных] последствий, [потому что] жертвы и их семьи ... могут быть дополнительно виктимизированы преувеличенными заявлениями о последствиях сексуальных злоупотреблений.

Кендэлл-Тэкетт и коллеги (Kendall-Tackett et al., 1993) проанализировали 45 исследований. Они выяснили, что до 49% детей, подвергшихся сексуальному злоупотреблению, не испытали какого-либо психологического вреда и заключили, что отсутствие симптомов не должно использоваться для исключения возможности сексуального злоупотребления, поскольку "существует слишком много подвергшихся сексуальному злоупотреблению детей, которые на вид бессимптомны". Кроме того, среди детей с симптомами, для большинства обследованных ослабление симптомов происходило в течение двух лет при наличии терапии или её отсутствии. Эта группа учёных также установила, что при сравнении проходящих терапию детей, подвергшиеся сексуальному злоупотреблению показали меньше симптомов, чем неподвергшиеся СЗД клинические пациенты.

В 1997 году Райнд и Тромович провели метаналитический анализ семи работ о последствиях СЗД. В отличие от предыдущих попыток, основанных в первую очередь на клинических выборках, в этой работе были проанализированы исследования, использовавшие национальные вероятностные выборки. Четыре исследования были из США и по одному из Великобритании, Канады и Испании. Результаты показали, что СЗД "не связано с глубоким вредом, а вред, когда он наносится, обычно не является сильным". Полученные Райндом и коллегами результаты, вызвавшие недавнюю бурю негодования, просто подтвердили выводы, сделанные в этой более ранней работе.

Более того, не было показано, что СЗД каким-то образом влияет на личность взрослого. Например, Бейтчман и коллеги (Beitchman et al., 1992) проанализировали 32 исследования. Они заключили, что по полученным данным у СЗД есть серьёзные долговременные последствия, но не ясно в какой мере они относятся непосредственно к СЗД. Левитт и Пиннелл (Levitt and Pinnell, 1995) на основании обзора литературы заявили, что "традиционно принимаемой связи между сексуальным злоупотреблением в детстве как изолированной причиной и психопатологией во взрослом возрасте недостаёт эмпирического подтверждения". Работа Райнда и коллег (Rind et al., 1998) показала, что СЗД не является причинным явлением. Авторы работы сообщили, что связь между СЗД и социальной адаптацией становилась незначительной, когда учитывался фактор семейной среды. И действительно, данные склонны подтверждать заключение, сделанное ранее Селигмэном о том, что

аргументы в пользу влияния на личность взрослого [даже] совсем незначительной детской травмы находятся в головах сторонников идеи о "внутреннем ребёнке". Среди полученных данных доказательства этого отсутствуют.

Следовательно, в противоположность утверждению АПА о том, что СЗД никогда не должно считаться безвредным, в реальности имеет место прямо противоположная ситуация. То есть, эмпирические свидетельства не дают оснований считать СЗД всегда или даже обычно наносящим вред.

Во-вторых, опираясь на полученные данные, Райнд с коллегами сделали важную рекомендацию научному сообществу использовать более нейтральные термины для исследования феномена взросло-детских и взросло-подростковых сексуальных контактов. Согласно их взгляду, к сексуальному поведению с использованием злоупотребления следует относить только ситуации нежеланного сексуального взаимодействия с негативными реакциями. Ситуации, в которых взаимодействия были добровольными, а реакции - позитивными, должны обозначаться просто как взросло-детский секс или взросло-подростковый секс. Может возникнуть желание уточнить эту рекомендацию (напр. злоупотреблением следует называть случаи, когда ребёнок/подросток не желает вступать в отношения вне зависимости от реакции).

Тем не менее, их рекомендация была сделана с целью продвинуть научное сообщество за рамки виктимологической парадигмы, доминировавшей в области изучения и восприятия феномена СЗД. В этой парадигме ребёнок или подросток рассматривается в качестве пассивной "жертвы" (Feierman, 1990). Это основано на убеждении, что ребёнок или подросток неспособен испытывать сексуальное желание или инициировать сексуальный контакт. Оками в своей работе (Okami, 1990) пишет, что это убеждение "классифицирует участие в сексуальном поведении со сверстниками как "любопытство", а участие в сексуальном взаимодействии со взрослым как "принуждение"". Даже случаи взаимодействий, которые сам ребёнок оценивает положительно, виктимологи определяют как являющие собой злоупотребление [со стороны взрослого]. Оками в той же работе пишет, что виктимологическая парадигма отражает викторианскую идеализацию детей как бесполых и невинных существ. Это политически корректно, но в то же время некорректно с исторической (Bullough, 1990), а также с научной точки зрения (см. работы Ceci & Bruck, 1995; Friedrich et al., 1991; Friedrich et al., 1998; Lamb & Coakley, 1993).

Виктимологическая парадигма ответственна за массу предвзятых и спорных исследований, которые, согласно замечанию Селигмэна, характеризуют эту область исследования (Okami, 1990). Необходима альтернативная парадигма - та, которая была рекомендована Криттенденом (Crittenden, 1996) в его руководстве по рассмотрению случаев ненадлежащего обращения с детьми. Там эти [взросло-детские сексуальные] отношения считаются "скорее распространённым вариантом человеческого поведения, чем девиантным поведением". Это руководство было издано Американским профессиональным обществом против ненадлежащего отношения к детям. Рассмотрение сексуальных отношений между взрослым и несовершеннолетним в этой манере повысит вероятность непредвзятого подхода к изучению этих отношений. Как замечает Криттенден, такой подход также позволит применять то, что уже известно о нормальном сексуальном поведении, к тем случаям, которые сейчас обозначаются как СЗД. Это почти невозможно, пока научное сообщество настаивает на трактовке любых взросло-детских и взросло-подростковых сексуальных отношений как злоупотреблений одного участника другим.

Признание разницы между отношениями со злоупотреблениями и отношениями без таковых не мешает их идентификации как аморальных или незаконных. Конте в своей работе (Conte, 1985) заметил, что решения в части уместности сексуальных взаимодействий между взрослым и несовершеннолетним включают в себя этические, юридические и религиозные принципы. Например, грабёж является незаконным не потому, что наносит психологический вред, а потому, что общество решило, что люди имеют право на принадлежащую им собственность. Другими словами, вопрос последствий СЗД не следует путать с моральной или юридической проблемой реакции на эти отношения. Как ранее утверждал Килпатрик (Kilpatrick, 1992), по меньшей мере в профессиональных и научных дискуссиях, если не в моральных и юридических, злоупотребление является тем, что устанавливается как заключение, а не то, что просто принимается как данность.

Тогда почему многие в научном и профессиональном сообществе принимают позицию, что СЗД наносит вред и игнорируют предложение использовать при изучении этого явления более нейтральную терминологию? Думаю, часть ответа здесь кроется в попытке избежать нападок со стороны виктимологов. Их нападки на любого, кто стремится привнести долю рациональности и объективности в эту проблему, хорошо известна (Okami, 1990; Neimark, 1996). Следовательно, любой, кто взывает к рациональности и объективности в отношении СЗД, обычно будет предварять свои слова по принципу, использованному Селигмэном (Seligman, 1994): "Поэтому такое предисловие: я считаю СЗД злом. Оно заслуживает порицания и наказания".

Но есть и дополнительная причина - деньги. Как было отмечено Динин (Dineen, 1999), психологическая индустрия (которую она широко определяет как включающую в себя психологов, психиатров, психоаналитиков, клинических социальных работников и психотерапевтов) нуждается в жертвах, чтобы оправдать расширение своей территории и, следовательно, она "производит жертв". Подобная мысль высказывалась ранее Тэврисом (Tavris, 1993) в отношении движения реабилитации пострадавших от инцеста. По словам Костин и коллег (Costin, Karger, and Stoesz , 1996)

СЗД является проблемой, обширно эксплуатируемой специалистами: вновь открытое средним классом СЗД привело также к росту индустрии ненадлежащего отношения к детям, состоящей из оппортунистически настроенных психотерапевтов и агрессивных адвокатов, разбогатевших на СЗД, используя в своих целях взрослых, подвергшихся СЗД в детстве и поощряя восстановление "воспоминаний" у тех, кто не подвергался... Очевидно, что психологическая парадигма ненадлежащего отношения к детям оказалась золотым дном для специалистов в области психического здоровья, ищущих новые болезни. К сожалению, в числе пострадавших от этой новой индустрии оказались сами взрослые, бывшие в детстве жертвами СЗД, которые рискуют подвергнуться вторичной виктимизации, в этот раз со стороны индустрии ненадлежащего отношения к детям, ищущей новые формы экономического роста...

Общественность, сочувствующая доле подвергшихся такому отношению и заброшенных детей, не понимает, что тем самым она оплачивает большую часть счетов вышедшей из под контроля и управляемой спросом индустрии юристов и психотерапевтов...

По словам Динин и коллег, СЗД стало ареной оппортунизма и использования [в корыстных целях] для некоторых деятелей индустрии психического здоровья. И эта арена весьма высокодоходна. Натан и Снедекер (Nathan and Snedeker, 1995) приводят следующие цифры:

Национальный центр по ненадлежащему отношению и заброшенности детей имел в своём распоряжении лишь 1,8 млн. долл. для финансирования на все виды проектов по исследованию и демонстрации ненадлежащего отношения (из этой суммы только 237 тыс. долл. ушло на исследования). После скандала с детским садом семьи МакМартин бюджет центра на следующий год вырос в 4 раза и из него 146 тыс. долл. было заплачено Ки МакФэрлейн для интервьюирования и обследования дополнительного числа воспитанников этого учреждения. (Кроме этого, агентво Ки Макфарлейн, называющееся CII (Международный детский институт) в 1985 году получило 350 тыс. долл. от Калифорнии, что сделало институт первым учебным центром по диагностике и лечению ненадлежащего обращения с детьми, который получил бюджетное финансирование).

И далее, в большинстве случаев, детям подвергшимся СЗД бездумно предлагается пройти терапию, даже если у них нет симптомов (Beutler et al., 1994). По оценке Финкельхора и Берлинера (Finklehor and Berliner, 1995) среди подтверждённых случаев СЗД от 44 до 73% [жертв] получают психотерапевтическую помощь. Недавний отчёт, опубликованный Национальным институтом юстиции (Miller et al., 1996) показал, что жертвы СЗД с гораздо большей вероятностью получают психологическую помощь, чем жертвы других преступлений. Эти данные демонстрируют, что 50 и более процентов жертв СЗД получили психологическую помощь по сравнению с всего 4% жертв других преступлений. И средняя стоимость такой помощи для типичной жертвы СЗД почти в шесть раз больше, чем для жертв других преступлений (5800 долл. США против менее 100 долл.).

Также следует обратить внимание на затраты, связанные с производной от СЗД темой, а именно терапией вытесненных воспоминаний. Например в программе штата Вашингтон по компенсации жертвам преступлений средняя стоимость терапии для взрослых, чьи заявления были основаны на вытесненных воспоминаниях пережитого в детстве сексуального злоупотребления, была в 4 раза больше, чем средняя стоимость терапии по другим видам заявлений (Loftus, 1997; Parr, 1996). По другим видам заявлений средняя стоимость составила 3000 долл, в то время как стоимость по заявлениям о вытесненных воспоминаниях СЗД составила более 12000 долл., по одному из заявлений сумма превысила 50000 долл. Всего за 4 года жители штата Вашингтон заплатили за терапию вытесненных воспоминаний в сумме 2,5 млн. долл. по 325 обращениям. Основным диагнозом в большинстве этих случаев было расстройство множественной личности. Для заявителя не было необычным наличие десятков и даже сотен личностей - один заявитель сообщил о более 700 альтернативных состояниях, а другой - о более чем 3000. Все 30 человек продолжали получать психологическую помощь в течение трёх лет, после того, как всплыло их первое воспоминание, из них 60% (18 человек) продолжали получать помощь в течение пяти лет после первого воспоминания. Пайпер (Piper, 1994) отмечает, что расстройство множественной личности требует длительной и дорогостоящей терапии. По его словам, данная терапия не оправдывает затраты. Терапия вытесненных воспоминаний даёт прекрасный пример того, что Кэмпбелл (Campbell, 1994) назвал созданием психотерапевтами агентств по принципу "друг по найму" (rent-a-friend) с длительным наймом "друга". Такие агентства хорошо отвечают интересам психотерапевтов, но не их клиентов.

Это наталкивает на вопрос - что потребители этих услуг и общество в целом получает в обмен на свои деньги? В части лечения детей и подростков, вовлечённых в сексуальные отношения со взрослым, польза для пациентов невелика или отсутствует вообще. Финкельхор и Берлинер (Finkelhor and Berliner, 1995) проанализировали 29 исследований эффективности терапии детей - жертв СЗД. Из 29 исследований 17 были построены по принципу "до терапии - после терапии". Хотя почти во всех исследованиях было показано улучшение, нельзя сказать, что улучшение было благодаря терапии. Как отмечают Финкельхор и Берлинер, лонгитюдные исследования показали, что состояние детей, подвергшихся СЗД, улучшается со временем как при наличии терапии, так и при её отсутствии. Три из семи исследований, построенных по экспериментальному принципу, сравнили группы детей, прошедших терапию и не проходивших её. В них были выявлены значительные изменения в результате терапии, но согласно комментарию Финкельхора и Берлинера "относительно небольшой масштаб [этих исследований] ... умаляет их научный вес". Среди квазиэкспериментальных исследований, в которых имелись эквивалентные группы (из 5 исследований таких было 3), проходившие терапию дети не получили никаких преимуществ по отношению к детям, не прошедшим её. Хотя Финкельхор и Берлинер подходили с оптимистичных позиций к вопросу исхода терапевтического вмешательства, они отметили, что нынешние исследования имеют методологические ошибки и заключили, что эффективность терапии сексуальных злоупотреблений ещё предстоит доказать.

Однако, масса полученных в этом анализе данных соответствует тому, что было выявлено в натуралистических исследованиях эффективности детской и подростковой психотерапии, а именно что они не дают результата или он незначителен (U.S. Department of Health and Human Services, 1999; Weisz et al., 1992; Weisz et al., 1995). Эти выводы подтверждаются данными из исследований системы программ заботы о детях и подростках. Одним из самых амбициозных таких исследований был проект Форт Брэгг (Bickman, 1996). Армия США потратила 80 млн. долл. чтобы продемонстрировать как "система программ помощи детям и подросткам в вопросах психического здоровья и злоупотребления веществами является более эффективной в плане стоимости, чем помощь, предоставляемая по более распространённой фрагментированной схеме". Этот проект в течение более 5 лет (июнь 1990 по сентябрь 1995) оказывал помощь стационарным и амбулаторным пациентам из числа более 42000 детей и подростков семей военнослужащих базы Форт Брэгг (штат Северная Каролина). АПА признала эту программу образцовой на совете по детской клинической психологии и в подразделении совместной группы по помощи детям, молодёжи и семье.

Исследование показало, что эта программа дала лучший доступ к лечению, большую степень удовлетворённости обратившихся и меньшее количество ограничений на лечение. Однако стоимость была выше и клинические результаты не лучше, чем на контрольном участке. Полученные данные подтолкнули Брикмэна "оспорить предположение, что клиническая помощь, оказываемая в медицинских учреждениях по месту жительства, является эффективной".

Но если она не эффективна, может ли терапия СЗД быть вредной? По словам Селигмэна (Seligman, 1994) ответ на этот вопрос утвердительный. Он предостерёг против направления подвергшихся СЗД людей на терапию и отметил, например, что часто предполагается необходимость для жертв пережить свой опыт и испытать катарсис в целях улучшения состояния в будущем. Несмотря на тот факт, что терапевтическая техника использования катарсиса насчитывает длинную историю, доказательства её эффективности отсутствуют (Bushman et al., 1999; Seligman, 1994). Напротив, по мнению Селигмэна, повторное переживание события может быть вредным, поднимая его в уме ребёнка [из глубин на поверхность], тем самым препятствуя естественному процессу восстановления [психики].

В области лечения взрослых с помощью терапии вытесненных воспоминаний оно также может наносить вред (Stocks, 1998). Исследование, проведённое в рамках программы компенсации жертвам преступлений штата Вашингтон, свидетельствует в пользу, хотя и не доказывает вред, который может быть нанесён в терапии вытесненных воспоминаний о сексуальном злоупотреблении (Loftus, 1997; Parr, 1996). В промежутке между 1991 и 1995 годом в штате Вашингтон по 325 обращениям о вытесненных воспоминаниях были назначены компенсации [за лечение]. Медицинский консультант Лони Парр вместе с сотрудниками проекта проанализировали 183 из этих обращений. Они случайным образом выбрали 30 из них, чтобы сформировать предварительную характеристику. Результаты, полученные Л. Парр и коллегами, настораживают.

В целом, состояние обратившихся ухудшилось в период оказания им помощи. До попыток восстановления воспоминаний 3 человека (10%) имели мысли или делали попытки самоубийства, а после восстановления воспоминаний таких было уже 20 (67%). До терапии лишь двое (7%) были госпитализированы, а после неё - 11 (37%). До терапии лишь одна женщина (3%) делала попытки нанесения себе телесных повреждений, после терапии - 8 человек (27%) прибегали к этому (Loftus, 1997).

Более того, до терапии 25 человек (83%) из числа пациентов были трудоустроены, а после трёх лет терапии работали лишь трое (10%). До терапии 28 человек (93%) состояли в браке, а в течение 5 лет после её начала 18 человек из этих 28 (64%) развелись или расстались со своими партнёрами. 21 пациент имел несовершеннолетних детей, но во время периода терапии треть из них (7 чел.) утратила родительские права. Все пациенты стали отстранёнными от своих близких родственников (Loftus, 1997; Parr, 1996).

Эти пациенты находились в терапии дольше, чем обратившиеся по другим проблемам, и показали более высокий уровень психических и эмоциональных проблем, возникших и усугубившихся в процессе терапии. Фактически, чем больше пациенты находились на терапии, тем больше возникало ограничений, от которых они страдали. Основным диагнозом в этих случаях было расстройство множественной личности, и для обратившихся не было чем-то необычным заявлять о десятках или даже сотнях личностей, у одного насчитывалось даже более 3000. Результаты этого исследования подтверждают выводы Офши и Уоттерса (Ofshe and Watters, 1994):

Анализируя причудливый диагноз "расстройство множественной личности" жестокость терапии восстановленных воспоминаний проявляется особенно ярко.Тысячи пациентов научились демонстрировать зачастую подрывающие [психическое] здоровье симптомы расстройства, которого у них никогда не было. Их способность жить нормальной жизнью ухудшилась, они стали более зависимыми от терапии и неизбежно более одолеваемы проблемами.

Рекомендации

Вместо попыток отмежеваться от работы Райнда и коллег, АПА вместе с научным и терапевтическим сообществом могло бы использовать эту возможность для следующих целей:

1. Объяснить общественности мифы, окружающие проблему СЗД. В это входит низложение мифа, согласно которому поскольку сексуальный контакт нарушает моральные или законодательные нормы, он непременно или даже обычно наносит психотравму. Другими словами, согласно предложению Райнда и Тромовича, пришло время прекратить приравнивать недопустимость какого-либо сексуального поведения к вредности.

Распространение этого мифа не этично и имеет возможные ятрогенные последствия, как некоторое время назад отметил Шульц (Schultz, 1980). Он написал:

Похоже, что мы произвольно создаём "нормы" для несовершеннолетних, после чего определяем любой отход от них как наносящий травму. Подобные попытки фабрикации являются неэтичными с профессиональной точки зрения и возможно наносят вред несовершеннолетним, участвующим в сексуальных отношениях. Неуместная идеология травмы натравливает специалиста на ребёнка или родителей, имеющих другое мнение. Риск состоит в том, что благодаря этому возникает пророчество, сбывающееся от того, что оно было сделано, и создающее то самое явление, которое оно якобы ненавидит, но которое фактически нужно ему, чтобы поддерживать лежащую в его основе идеологию.

Пример "натравливания" специалиста на ребёнка был приведён Джермейн Грир (Germaine Greer) в 1975 году. Она написала об опыте одной из своих школьных подруг:

С точки зрения ребёнка и здравого смысла есть огромная разница между половым актом с девочкой, которая сама этого хочет и насильственным проникновением в половой орган до смерти запуганного ребёнка. Одна женщина из числа моих знакомых занималась сексом с дядей в течение всего детства и не чувствовала в этом чего-то необычного до момента, когда пошла в школу. Её возмутило не то, что сделал её дядя, а скорее поведение учителей и школьного психиатра. Те заключили, что она должна была получить травму и питать отвращение к произошедшему и поэтому нуждается в совершенно особой помощи. Чтобы уступить перед их ожиданиями она стала имитировать симптомы, которых изначально не испытывала, и наконец действительно стала чувствовать себя виноватой за то, что не чувствовала себя виноватой. Закончилось всё тем, что она стала весьма жёстко судить себя за весь этот разврат (цит. по Schultz, 1980).

2. Провести исследования в сфере сексуальных отношений между взрослыми и несовершеннолетними, свободные от идеологической предвзятости, заполонившей большую часть работ в этой области. Первым шагом в этом направлении должно быть закрепление в научной литературе обозначения "сексуальное злоупотребление детьми" только для тех случаев, где сексуальное поведение сопровождается злоупотреблением. Сексуальное поведение такого рода может определяться как нежеланный сексуальный опыт, который мог включать принуждение, угрозы и/или демонстрируемый вред.

3. Прекратить автоматическое направление на терапию тех, кто подвергся сексуальному злоупотреблению. СЗД не является психиатрическим расстройством или синдромом (Finkelhor & Berliner, 1995). Скорее это эпизод или серия эпизодов в жизни человека. Помощь рекомендована только в случае, когда присутствует демонстрируемый вред. Лечение бессимптомного ребёнка или подростка сравнимо с лечением ребёнка, пережившего несчастный случай при езде на велосипеде. Многие дети, пережившие такие несчастные случаи, не нуждаются в каком-либо лечении. Когда лечение требуется, оно производится в отношении конкретного повреждения, а не эпизода, приведшего к этому повреждению. Другими словами, терапия не должна производиться бессимптомным детям и подросткам.

Однако, даже когда есть демонстрируемый вред, терапия должна быть рекомендована лишь с осторожностью, поскольку, как отметил Селигмэн, она может только усугубить нанесённый вред, помешав естественному процессу исцеления. По словам Селигмэна чрезмерная реакция родителей и полиции, наряду с ранним психотерапевтическим вмешательством, чтобы отменить "отрицание" и последующее терапевтическое вмешательство для восстановления и нового переживания "вытесненных" воспоминаний, может принести больше вреда, чем пользы. Поэтому тем, кто в детстве пережил СЗД или тем родителям,чей ребёнок пострадал от подобного, он рекомендует "как можно раньше уменьшить громкость".

Направление на терапию СЗД в тех случаях, когда она чрезмерна и не требуется, отнимает ресурсы от других жертв и их потребностей (Costin et al., 1996). Наконец, и что самое важное, это приводит к невозможности сделать точную оценку эффективности лечения, поскольку в массе проходящих лечение пациентов присутствуют те, которым оно изначально не требовалось.

4. Объяснить потенциальным клиентам риски серьёзных побочных эффектов, связанных с терапией. Они имеют право знать вероятность успешного исхода и вероятность неудачи, т.е. ухудшения и отсутствия улучшений. Потенциальные клиенты имеют право знать, прошло ли эмпирическую проверку то лечение, которое будет им предоставлено, является ли оно экспериментальным и получало ли оно негативную оценку со стороны надёжных исследований. Обладая этой информацией потенциальные клиенты могут принять информированное решение о том, стоит ли подвергать себя или своих детей рискам, связанным с терапией.

Заключение

Работа Райнда и коллег, посвящённая влиянию СЗД на студентов колледжа, является политически некорректной, но научно корректной. Она несёт в себе ряд важных следствий для научного и терапевтического сообщества. Среди наиболее важных можно отметить необходимость прекратить преувеличение негативных последствий сексуальных отношений между взрослыми и несовершеннолетними, как ранее предлагалось Селигмэном, а также Брауном и Финкельхором. Другой важный вывод состоит в необходимости проводить исследования, которые не подходят к вопросу сексуальных отношений между взрослыми и несовершеннолетними с позиции политической идеологии, как часто было до настоящего времени. И наконец, пришло время прекратить распространённую практику, состоящую в 1) предположении о нанесении СЗД вреда и 2) рекомендации психотерапевтического вмешательства как стандарт во всех случаях.

Литература

см. в оригинале статьи, стр 13.